Вокруг света 1977-01, страница 35

Проза ворвалась в Акпаси на наших плечах. Она гналась за машиной последние полсотни километров, забегала с боков, подстегивала яркими всполохами пока еще беззвучных молний. Пронзительная голубизна неба мутнела прямо на глазах, как будто кто-то неосторожным движением поднял из глубины серо-свинцовый ил грозовых облаков. Наконец тучи над нашими головами распоролись с сухим треском, и по запыленному ветровому стеклу зашлепали редкие тяжелые капли.

Встречали нас не просто радушно, а прямо-таки восторженно: ведь вместе с нами пришел столь желанный в сухое время года дождь. И то, что он лил весь день почти без перерыва, еще более укрепило уверенность местных жителей в нашей к этому причастности. Мы — это восемнадцатилетний круглолицый веселый парень Бруно Аджи и я. Бруно собирался на каникулы к своему отцу, а я взялся довезти его из Котону — главного города Народной Республики Бенин — в Акпаси, ну и — чего греха таить — напросился в гости.

Старик почти год не видел сына, но встречает его сдержанно, без особых нежностей. Бруно, склонив голову и опустившись «а одно колено, приветствует отца. Тот жестом разрешает ему подняться и сразу, протянув руку, делает широкий шаг мне навстречу: «Добро пожаловать!» По словам Бруно, его отцу, Лауру Аджи, должно быть за шестьдесят, но время словно бы обошло стороной этого высокого, худощавого человека, и только несколько глубоких морщин да едва заметный седой ежик на бритой голове говорят о его возрасте.

Молодым парнем Аджи-старше-го забрали во французскую колониальную армию, где он целых двадцать пять лет прослужил в «сенегальских стрелках» — так назывались подразделения, сформированные из африканцев. В них сгоняли крестьян из стран Западной и Центральной Африки, облачали в сине-красную форму, обучали нехитрой науке убивать и умирать, защищая чуждые интересы метрополии. От тех лет у Ад-жи-старшего осталась бессонница, небольшая пенсия и прозвище Самсан — так в Западной Африке называют старых солдат.

Дом Самсана стоит на самой околице, он построен недавно, и его оцинкованная крыша сверкает

Так выглядит «женское поле».

зеркалом на фоне крытых соломой глинобитных хижин. Эта крыша — предмет откровенной зависти соседей и... тайного сожаления самого Самсана. Дело в том, что к полудню она раскаляется, как сковорода, и дышать под этим сверкающим великолепием просто невозможно. Но, как гласит французская поговорка: «Ноблес об-лиж»... — «Положение обязывает»... А на сиесту Самсан предусмотрительно уходит отдыхать к одной из трех жен, чьи хижины крыты по-простому, соломой. Поэтому и меня поселили не в самом доме, а в маленькой пристройке, где стояли стол, два стула и как раз хватило места для моего спального мешка.

В местном кодексе приличий есть нерушимое правило — гостя не полагается прятать от соседей и знакомых; зачем бы он ни приехал, его надо показать и представить всем. Тем же вечером Самсан и Бруно повели меня к вождю. И вот мы сидим в полутемной «приемной», обмениваемся вежливыми фразами со степенным сухим стариком — главным человеком деревни Акпаси. С развешанных по стенам фотографий пристально смотрят какие-то суровые люди — очевидно, родители и родственники хозяина. Расклеенные повсюду вырезки из журналов выдают тайную страсть вождя — это снимки футболистов и боксеров.

Вождь хлопнул в ладоши и через минуту угощал нас содаби — пальмовой водкой. Сначала он наполнил на четверть свой стакан, затем перелил его содержимое в мой, пополоскал-пополоскал и перелил в следующий, и так далее по кругу. Из последнего стакана перелил содаби опять в свой и наконец наполнил остальные. Плеснув по обычаю немного содаби на землю, чтобы почтить память предков, вождь пригласил и нас последовать его примеру.

Позднее Бруно объяснил мне смысл этой странной церемонии. Оказывается, гостям хотели показать, что ни в вине, ни в наших стаканах нет яда. И это, с его точки зрения, вовсе не пустое суеверие или устаревший застольный ритуал — любой бенинец расскажет вам с десяток страшных историй об отравлениях. Вообще в 6е-нинской деревне, да и в городах, даже крупных, при всякой скоропостижной смерти зачастую выдвигается версия об отравлении. Бруно, например, считает это вполне естественным: ведь, как известно, врагов нажить куда легче, чем друзей.

Шутки шутками, но бенинские

колдуны и знахари знают толк в растениях и травах и, говорят, умеют использовать их оне только во благо...

«Яды являются самым опасным оружием, которое применяет колдун или заклинатель, чтобы покарать богохульство или неверие, — пишет в своей книге «Посвящей-ные» известный бенинский писатель Жюльен Алапини. — Кроме смертельных, им известны яды, вызывающие внутренние болезни, бессонницу, сумасшествие, смятенье, ненависть, страх». Причем эти яды, отмечает Алапини, не обязательно подмешивать в пищу — колдун может отравить врага, прикоснувшись к нему рукой, посыпав ядом тропу, по которой тот пройдет.

Бруно рассказал мне такую историю. В ночь перед большими праздниками, когда бьют священные барабаны, всем, кроме «посвященных», запрещается выходить из своих домов. Как-то раз в такую ночь вышел погулять священник из католической миссии. На вежливое предложение главного колдуна вернуться домой священник ответил грубым отказом. «Ты пожалеешь об этом», — сказал колдун и слегка прикоснулся к его плечу рукой. Прошло несколько дней, как вдруг плечо стало пухнуть, и, сколько ни обращался священник к городским врачам, никто не мог ему помочь. Пришлось извиниться перед колдуном, и тот дал священнику противоядие. Одним словом, все кончилось как в хорошей сказке. А объяснение этой истории простое — под ногтем у колдуна была закреплена колючка, пропитанная каким-то неизвестным европейским врачам ядом.

За годы жизни в Африке я много слышал самых невероятных историй о могуществе местных колдунов, умеющих вылечить любую болезнь, оживить мертвого или, что проще, умертвить живого, вызвать или прекратить дождь. Не берусь до конца судить, где в низ£ правда, а где вымысел. Да и как, здесь разобраться, когда недавно в правительственной газете однбй африканской страны было опубликовано предупреждение

канцелярии президента, в котором колдунам грозили административными карами, если они не перестанут подрывать сельское хозяйство, мешая выпадать дождям...

Африканская деревня просыпается рано. Солнце на ладонь поднялось над крышами хижин, и влажный воздух еще хранит ночную прохладу, а Акпаси наполнил обычный утренний шум: пение пе

33