Вокруг света 1977-02, страница 20

но или поздно должен буду написать и о шельфе. И вот почему. Открытие на Мангышлаке большой нефти сразу выдвинуло две неотложные задачи: освоение обнаруженных залежей и поиски новых месторождений. Решение первой при всех трудностях (тамошняя парафинистская нефть застывала в воздухе) было, как говорится, делом техники. А вот вторая таила в себе много неизвестного. Бурение в близлежащих районах дало очень мало. Куда идти дальше? И вот тут выяснилось, что несколько локальных структур, перспективных на нефть или газ, одним своим крылом располагаются на суше, а другим ныряют под Каспий. Резонно возник вопрос о доразведке их с моря. И вскоре у мангышлакских берегов появилось геофизическое судно.

В том была профессиональная диалектика. Многие геологи уже задавались вопросом: а что же за порогом береговой полосы?

Впрочем, ту же логику можно усмотреть и у бакинцев. Еще в начале прошлого века, когда нефть имела не более чем бытовое применение, в Азербайджане на расстоянии 20—30 метров от берега соорудили колодцы, изолированные от воды срубами, из которых в течение нескольких лет черпали горючую жидкость. В сущности, это была морская нефть, полученная людьми, хотя до промышленной ее добычи было еще очень далеко. Но вот примерно в 1910 году в южной части Баку началась засыпка бухты, поскольку выяснилось, что под дном располагается часть крупного месторождения Биби-Эйбат. В этом участвовало много тысяч людей. На отвоеванных у моря гектарах вскоре после Октябрьской революции возник нефтяной промысел, получивший название «Бухта Ильича». Решительно, двинулись в море бакинские нефтяники уже после войны.

То же самое произошло и в других странах. Почти все страны Персидского залива потянулись к морю. И не напрасно. Шельфы Катара, Саудовской Аравии, Кувейта, Ирана не обманули возлагавшихся на них надежд.

Аналогичные маршруты вывели и американцев к их южным акваториям. Как известно, штаты Техас и Луизиана всегда были для США нефтяным цехом. На этот раз их богатые залежи побережья как бы указали дорогу к северному мелководью Мексиканского залива.

Это уже становилось, говоря языком спортсменов, своего рода «наигранной комбинацией». В за-

2 «Вокруг света» № 2

ливе Ариаке в Японии началась разработка магнетитовых песков на глубине до двадцати семи метров: они являлись продолжением давно осваиваемых на берегу пля-жевых месторождений. Около Аляски были выявлены участки, богатые платиной, на которые «указали» россыпи, залегавшие в древних руслах рек и уходившие на дно моря. Развитие добычи алмазов у побережья Юго-Западной Африки тоже имело тесную связь с кимберлитовыми трубками, располагавшимися на континенте.

СКОЛЬКО СТОИТ ГИПОТЕЗА?

И все же не только эти аналоги Континентальных Клондайков подняли большую волну исследований на шельфе. Они, конечно, будоражили воображение, укрепляли надежды на не меньшую щедрость всей полосы морского мелководья. И вместе с тем они же действовали охлаждающе. Дело в том, что долгое время даже среди видных геологов существовало представление, будто на земном шаре имеются как бы два полюса накопления нефти и газа: один в восточном полушарии, приуроченный к окраинам Персидского за-,лива и Каспийского моря, а другой в западном полушарии, тяготеющий к области Мексиканского залива и Карибского моря. Отсюда следовало, что и морская нефть вряд ли окажется вне традиционных регионов. Эта гипотеза о «полюсах» быстро стала терять своих сторонников после открытия большой нефти в Башкирии, Татарии, Северной Африке и газа в Голландии. Но окончательно она еще не была снята с повестки дня.

Существовало также другое, отнюдь не вдохновляющее соображение: обнаруженные подводные залежи полезных ископаемых не характерны для всего шельфа, потому что в данном случае налицо лишь продолжение континентальных месторождений или вынос (когда речь идет о россыпях) ка-кой-то их части в море. Иными словами, природа вроде бы просто-напросто не уложилась в основные свои материковые хранилища и в порядке исключения кое-что поместила за их пределами. Вывод: рассчитывать на нечто принципиально новое в подводных недрах не приходится.

А если все не так?

Резонно вставал вопрос о происхождении шельфа. Что он — суша, затопленная морем, или дно' океана, или, может, вообще ка-кое-то совершенно самостоятельное

образование? Откуда он взялся, что за «жизнь» прожил и чем, следовательно, мог обогатиться за свой долгий (или недолгий) век?

Недостатка в гипотезах на этот счет не было. Но при всех различиях (нередко глубоко принципиальных) в одном их отличала удивительная общность. Вот это-то «одно» и подогрело весьма основательно пыл исследователей подводных окраин континентов. Однако отложим на время гипотезы и выясним, что же было доподлинно известно о шельфе.

Оказалось, что для тех, кто занимался изучением шельфа, не существовало загадки: равнина заканчивалась перегибом — широким бортом, за которым дно моря круто падает в настоящие глубины. Выяснилось также и другое: во всем остальном сумма специальных знаний о подводных окраинах континентов — величина довольно скромная.

Итак, шельф представляет собой мелководную платформу или террасу, окаймляющую континенты, которая в конце концов обрывается крутым склоном.

Внешний край шельфа находится в среднем на глубине двухсот метров. Но это «в среднем» решительно ни о чем не говорит, так как в одних местах он расположен лишь в пятидесяти метрах от водной поверхности, а, скажем, в Охотском море опускается до полутора километров. Не одинакова и ширина шельфа: то совсем узкая полоса, то обширнейшее пространство протяженностью более 1500 километров. На Баренцевом море шельф, начинаясь от побережья Кольского полуострова, растянулся до самых окраинных островов Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа. Он практически целиком занимает все дно и Северного моря, к чему очень скоро проявили бурный интерес все окружающие акваторию страны: Англия, Норвегия, Дания, ФРГ, Голландия, Бельгия.

Однако — шйрокий ли, узкий ли — шельф неизменно оканчивается более Или менее резким перегибом, крутым обрывом, что крайне важно, Не случайно именно эта его особенность подчеркнута в самом названии (шельф — по-английски «полка»). И если попытаться мысленно представить себе, как со стороны выглядят наши материки в целом, то выяснится, что каждый из, них стоит словно бы на пьедестале, верхнюю часть которого и составляет шельф. Какой же ваятель так старательно или с таким упрямством обтесал подводные окраины континентов?

17