Вокруг света 1977-02, страница 30

Иванович послал меня в Донецк. Точнее говоря, из Донецка звонили сами, спрашивали, как дела с клубом. У вас, говорят, есть какой-то архитектор, пусть, мол, приедет, мы с ним разберемся... С этими картинками я и поехал в Донецк. Посмотрели. Вроде понравилась наша идея. Ну а дальше надо было в кратчайшие сроки делать проект, собрать конструкцию и вручить мне готовый клуб. Но, чтобы эту крановую эстакаду приспособить для-клуба, нужно было усилить конструкции, а это по затратам выходило дороже стоимости их самих. В результате вместо нового клуба решили отгрузить нам в натуре еще одну коробку. Звоню в Ургал Николаю Ивановичу, рассказываю о положении дел, а он мне говорит, чтобы я постарался получить не готовое изделие, а материал, одним словом, «сухим пайком». В общем, выделили нам профилированную сталь, вместо панели — швеллер, прокат, утепления, отделочные материалы... Привезли все это сюда, и тогда стал вопрос: как строить?

Для большого объема и для металла надо было иметь хорошие фундаменты. Здесь вечная мерзлота, и местным температурам наша сталь не соответствовала. Возникало немало проблем. И мы решили строить деревянный клуб и обшить его профилированной оцинкованной сталью. Я имею в виду наружные стены. Когда эскизный проект был готов — его мы сделали с представителем авторского надзора Николаевским, он как раз находился здесь, — у Николая Ивановича вдруг возникла новая идея — спортзал. Проект переделали на ходу, появился спортзал, хотя вместо него должно было быть фойе...

Ну хватит, — вдруг резко сказал он и встал. — Прости, я не должен был так обо всем этом говорить. На деле все выглядело гораздо интереснее и напряженнее. — Его лицо на какие-то секунды осунулось и стало отчужденным. — Рассказ мой был похож на сухую схему, это как голая конструкция, на которую надо еще нарастить мясо...

Саша открыл шкаф и стал перебирать галстуки, затем резко выдернул из пучка синий с красно-белыми полосками и стал на себе тщательно завязывать узел.

— Галстуки — моя слабость... и люблю, чтобы они были в полоску.

И тут он вдруг залился хохотом.

Я не сразу понял причину неожиданной смены настроения, пока он не бросился к электроплите, на которой с треском корежился выкипевший чайник.

— Ничего... Я давно собирался купить какой-нибудь веселенький чайник. Иногда вещи надо менять или обновлять, как, например, картины: снимать одни, вешать другие. Когда картина висит долго, забываешь о ее существовании.

Я смотрел на Сашу и'удивлялся его способности прямо на глазах перевоплощаться. Меняется настроение, меняется и облик его. Сейчас он был похож на человека, которого вдруг осенила счастливая мысль и он куда-то вдруг заторопился. Саша, быстрый в движениях, убирал со стола чашки, собрал в стопку бумаги и вдруг, задержав взгляд на резиновых сапогах, кинул их мне:

— Бери, натягивай... Пойдем ходить по лужам! А вообще-то, всему виною дождь. Отвлек меня. Я насчет чайника. Не понимаешь? Здесь, в мансарде, есть одна особенность: можно часами сидеть под самой крышей и слушать шум дождя.

Солнце наконец взошло, и земля обрела свои рельефы и цвета. Леса вокруг окрасились в сырую зелень, а небо стало высоким и голубым. То, что еще утром было неясным, смытым в очертаниях, сейчас просматривалось в подробностях и деталях. Открылись ближние — зеленые сопки, за ними дальние — лиловые, а там — голубые с темноватыми надрезами у самого неба. И потому я вдруг снова почувствовал, что город, из которого глядишь на горизонт, находится на возвышении и где-то внизу, за железной дорогой, за стеной плотного леса течет Ургал. Реку отведут под самую сопку и на старом русле построят станцию бамовского Ургал а.

Мы вышли из поселка и пошли по шоссейной дороге. Сразу же за деревянными домами тянулись к лесу каменные строения будущего Ургала.

— Саша, когда ты обедаешь?

— Когда проголодаюсь, тогда и обедаю, — мрачно ответил он...

После ужина, вечером мы

встретились с Михаилом Ва-сильчуком. Он сообщил Саше, что комитет комсомола дал ему рекомендацию в партию. Это снова оживило нашего архитектора, и мы решили продолжить бродяжничество, но уже втроем.

Когда мы вышли из «Дон-чанки», громкоговоритель уже разрывал вечернее небо: «Сегодня демонстрируется двухсерийный индийский фильм «Легенда о любви»... Повторяю...»

— Пойдем в кино? — предложил Михаил.

—. Нет, пойдем в универмаг и посмотрим чайник для Саши.

.Со стороны универмаг «Харьков» — его строили харьковчане — был похож на светящуюся шкатулку неестественной величины...

— Не знаю где, как-то читал об одном старом латыше, селекционере, прекрасном чудаке, — сказал Саша, глядя себе под ноги. — Он там одному ученому говорит: «Покажите мне ваше яблоко... Вы все говорите... говорите... Покажите мне ваше яблоко!» , Я думаю, каждый из этих ребят, которые вот сейчас торопятся в кино, каждый из них может сказать: «Мое яблоко на Ургале».

Утром я зашел в проектную группу попрощаться с Сашей. Он сидел за комбайном и чертил.

— Красиво... — сказал я, глядя на лист ватмана со всевозможными кружками и узорами, изображающими газоны, велосипедные дорожки, бассейны, мощеные тротуары.

— Красивее всего, — ответил Саша, — когда чистый лист натянут на подрамник, а ты смотришь и представляешь, включая воображение... Но стоит нанести какие-то конкретные линии, начинают мучить сомнения...

Он посмотрел на часы. Встал.

— Пора. А то, я вижу, ты опять меня заводишь. Пойдем провожу.

Пока мы спускались на станцию к разъезду, Саша молчал. А я думал, что хорошие встречи почему-то всегда бывают короткими: только узнаешь человека, как твой поезд трогается.

— Ты знаешь, — вдруг заговорил Саша, — я хочу поехать на Камчатку.

— Почему именно на Камчатку? — спросил я.

Он не ответил, задумался, словно смотрел на чистый лист ватмана.

27