Вокруг света 1977-04, страница 44

гилы святых, что, говорят, помогает в таком случае.

Могил, вернее, мавзолеев святых в Яфи, как и везде в Аравии, немало. Но один из них для мусульманского мира уникален. Это мавзолей... «святого быка». К нему издавна приходят женщины и, развесив по кустам вокруг мавзолея красные тряпицы, молят его помочь в семейной беде. Когда-то «святому быку» даже приносили подарки. На этот счет у горцев существует следующая легенда.

Когда «святой» был еще жив и работал обыкновенным быком, один злой и скупой человек арендовал его у хозяина. Скупец обещал хозяину заботиться о драгоценном животном и беречь его, а сам не давал быку есть и избивал, заставляя помногу работать. Окончив работы на поле, он вернул быка хозяину и в ответ на вопрос о том, заботился ли он о быке, ответил, что делал все, как обещал. Не выдержав столь наглой лжи, бык вдруг заговорил:

— Он лжет тебе, мой любимый господин, он избивал и изнурял меня, не давал мне ни пищи, ни воды.

И животное испустило дух. Растроганный и пораженный хозяин построил ему мавзолей, а местные жители признали быка «ва-лй» — мусульманским святым. Так и говорят теперь о нем до сих пор: «аль-вали ат-тор» — «святой бык».

Не случайно, видать, хозяин быка был из того самого племени ба аббад, которое промышляло колдовством и шаманством. Однако дело не в суевериях. Существование мавзолея «святого быка», невероятное для ислама в любом другом месте, говорит о том, что в древности среди жителей этого региона был распространен пастушеский культ животных — быка, барана. Изучение пережитков этого культа может помочь в понимании прошлого жителей Южной Аравии, о котором нам известно очень мало.

Теперь у могилы животного безлюдно. Только выцветшие тряпки напоминают о недавних «зиярат». В Лабусе и Русуде действуют современные больницы, и жители Яфи все чаще обращаются к помощи медицины. А колдунам и шаманам приходится менять специализацию.

КАК ПОССОРИЛИСЬ ДИВАНЦЫ С РОДОМ АХМАДА

— Сколько у тебя земли, амм Мухсин?

«Амм» по-арабски — дядя, так

почтительно обращаются к пожилым людям. Мы с амм Мухси-ном из рода Ахмада идем вдоль полей.

— Десять хаблей (пятая часть гектара). Урожай собираю небольшой: два мешка дурры, мешка три-четыре пшеницы да овса мешка два в год. Хватает кое-как концы с концами свести, да только год на год не приходится.

— А сейчас что у тебя на поле?

— в «сотку» мы всегда сеем дурру, — отвечает амм Мухсин. — Упустишь время, протянешь до «семидесятки», дурра уже не взойдет, а овес можно и потом, ничего страшного.

Все эти «сотой» шне^ совершенно непонятны, я слышу о них впервые в жизни и начинаю расспрашивать старика о значении этих терминов.

Горцы Яфи с древности используют несколько способов счета времени. Они не вели счета месяцам и неделям, и их сельскохозяйственный календарь. основывался на положении звезд. Хотя сейчас у них есть и радио и часы, звездный календарь до сих пор служит верой-правдой для сельскохозяйственных работ. Каждой декаде соответствует определенная картина звездного неба. Сезон начинается с «сотки», когда Луна и Большая Медведица находятся на одном уровне. Сезон дождей — главное время полевых работ — длится месяца четыре и включает «сотку», «де-вяностку», «восьмидесятку», «се-мидесятку» и так далее. Одну культуру убирают, другую сеют и так до конца сезона.

— Хочешь, покажу тебе еще один способ определять время года? — предлагает амм Мухсин.

Мы подходим к сторожевой башне и входим в нее через маленькую дверь. Амм Мухсин показывает мне на полу узэиькую полоску солнечного света, проникающую через крошечное оконце.

— Мы смотрим на эту полоску во время восхода и захода солнца. С каждым |днем она перемещается. Попал утренний луч вот на эту отметку, значит, начинается сезон дождей и можно начинать сев.

Яфисцы сеют, разбрасывая семена пригоршнями из блюда или кожаного мешка. Перед севом землю удобряют навозом. В течение всего года на огороженную камнями площадку — «даман» — время от времени выгоняют коров, овец, коз. Собранный там навоз раскладывают на поле куч

ками, а потом распределяют ровным слоем.

Неподалеку от башни молодая семья убирает люцерну. Муж выкапывает ее острым железным крючком — ханзарой, а жена собирает в кожаный мешок.

— Помоги вам аллах, — говорит амм Мухсин, помахав им рукой, и ведет меня дальше...

— Эй, афранги (европеец), ты зачем ступаешь на мою землю? — сердито кричит мне старик, который неторопливо рыхлит землю впереди, метрах в восьмидесяти от нас.

, Мы с амм Мухсином толь/ко что перешагнули через невысокий каменный бортик, который размежевывает участи крестьян, и идем по краю участка этого старика. Кажется, хитрый Мухсин нарочно ведет меня через чужие поля, чтобы показать, что те времена, в которые наш поступок считался бы преступлением, минули безвозвратно.

— Не бойся, .ничего с твоей землей не станет, — ворчливо отвечает он старику, и тот, поглядев на нас еще немного, спокойно возвращается к своему занятию.

— Семь лет назад он бы тебе без всяких слов пулю в лоб всадил. Потом войны не миновать: ты мой гость, я за тебя должен отомстить. Сколько крови пролилось здесь из-за того, что кто-то ступил на чужую землю! Теперь понимаешь, как все изменилось? — нравоучительно вопрошает амм Мухсин.

Недалеко от поля сварливого старика колодец, у которого женщина наполняет кожаное ведро водой. Колодец с двух сторон обнесен высокой толстой каменной стеной, скрывающей человека: во времена междоусобиц человек у колодца был отличной мишенью для снайпера.

— Вон там, за этой площадью, видишь, на горе стоит деревня Диван. Совсем рядом с нашей деревней. Наш род и род диван-цев вообще-то близкие. Но однажды, когда я был еще совсем маленький, кто-то из диванцев очень торопился, возьми и пройди по нашему полю вместо дороги. Что тут было! Собрались мы все и все диванцы на площади кто с чем: кто с мечом, кто с кинжалом-джамбийей, а кто с простым ножом. Началась перепалка. Слово за слово, и оружие в ход пошло. Диванцы не хотят прощения просить, гордые очень. Многих тогда поранили, а одного из наших убили. С тех пор все и началось. Мы построили вон там,

42