Вокруг света 1979-05, страница 17

торые окольцованные ранее птицы попадали в ловушки в один и тот же календарный день. Многолетние наблюдения таким образом выявили: зяблик отправляется на зимовку в одно и то же время. Погода оказалась здесь ни при чем. Исследователи снижали температуру в вольерах, где содержались подопытные фрин-гиллы, сокращали светлую часть суток, уменьшали рацион, имитируя наступление осенней поры, но зяблики на это не реагировали никак. Они «верили» только календарю.

Так кропотливые исследования привели орнитологов к следующему выводу: у зяблика, как у многих живых организмов, существует внутренний календарь. Как правило, он ему полностью доверяет, но один раз в год производит проверку. Происходит это ранней весной. Когда продолжительность дня становится равной десяти часам и 30 минутам, то есть 26—28 февраля, для птицы начинается новый цикл — короткий зимний день сменяется длинным. Но зяблик, не слишком доверяя природе, проводит контрольную операцию. Он проверяет подряд следующие десять дней. Если они все оказываются длиннее, то включается весенняя программа, и дальнейший режим идет уже по внутренним часам. Только в зимний период и можно «перевести их стрелки». Если искусственным освещением создать иллюзию длинного дня, зяблика можно и зимой привести в весеннее настроение. Он как бы «вырежет» из памяти непрожитые месяцы и начнет жить с новой точки отсчета, прикладывая к ней положенные периоды перелетов, гнездования, линьки...

По-видимому, у многих других птиц регулирующая основа примерено такая же. А на эту канву могут накладываться другие факторы — например, чувство стаи Именно оно участвует, по мнению орнитологов станции, в образовании волн перелета. Вид летящей стаи—очень сильный стимул к полету. И вот к ней примыкают новые сочлены. Через некоторое время ветераны истощаются и садятся на кормежку, а новички продолжают лететь дальше, притягивая к себе следующих подготовившихся к перелету птиц.

Итак, если обобщенно подытожить эти и многие, многие другие открытия, сделанные недавно, можно сказать: само существование сезонных миграций птиц — не раз и навсегда заданна^, абсолютно связанная с неизменяющимся инстинктом программа, перестроить которую могут только глобальные климатические изменения.

Как выяснилось, нужны не тысячелетия, чтобы перестроить ее. Да, когда-то пернатые приспосабливались к неторопливым циклам природы. Сегодня они вынуждены все чаще и чаще подлаживать свою жизнь и по

ведение под стремительный бег технологической цивилизации. Наша деятельность приобрела глобальный характер, стала мощным фактором, преобразующим весь окружающий мир. И птицы XX века почувствовали, что они живут в эпоху НТР. Иногда достаточно буквально считанных лет, чтобы вообще птицы-странники стали домоседами. И есть причины, вызывающие такие изменения, которые «отменить» невозможно. Важнейшая из них — необратимая урбанизация планеты. Вот что пишет кандидат биологических наук К- Бла-госклонов: «У птиц, .поселившихся в городе, могут измениться обычная пища, типичные места гнездования, особенности гнездостроения, даже сезонное поведение — перелетные птицы могут стать оседлыми». Хотя бы потому, что город снимает основную, как выяснилось, причину птичьих миграций — здесь всегда вдоволь еды.

Собственно говоря, даже не надо быть исследователем, чтобы заметить: теперь с нами зимуют многие виды птиц, которые совсем недавно были исключительно перелетными. На рябинах в зимних скверах рассаживаются черные дрозды, на снежных кремлевских елях ночуют скворцы, в отстойниках ТЭЦ круглый год плещутся утки. В городах появились птицы, которых раньше никак нельзя было заподозрить в любви к городу: жаворонки, сороки, сойки... На весеннем бульваре можно услышать пение соловья.

А ведь птица-горожанка — лишь украшение улиц, скверов. Она практически выключена из великого кругооборота целесообразностей природы, ибо целиком находится на иждивении человека. И к каким последствиям может привести эта тенденция, если она пройдет некий, сейчас еще не ясный критический рубеж равновесия, — мы прогнозировать пока не можем.

— ...Конечно, изменение среды остановить невозможно, — продолжал размышлять вслух Виктор Рафаэльевич. — Мы можем создавать заповедники гнездовий перелетных, учитывать их нужды при осушении болот, вырубках леса, мы можем окончательно отказаться от тех пестицидов, что чаще всего более вредны для птиц, пожирающих вредителей, нежели для самих этих вредителей... И конечно же, пока за судьбу перелетных в общепланетном масштабе беспокоиться рано. Но думать об этой судьбе необходимо уже сейчас...

Проблема миграций, бывшая когда-то чисто научной, приобрела сейчас и сугубо утилитарное значение. Несмотря на принимаемые меры, поголовье многих видов продолжает уменьшаться. Причем особенно страдают перелетные птицы, уставшие от дальних перелетов, плохо

Осоед — редчайшая птица, занесенная в «Красную книгу», окольцованная на Куршской косе.

знающие местность. В нашей стране существует более тысячи заказников и заповедников, но число их оказывается недостаточным. Отвод новых значительных площадей может отрицательно сказаться на развитии сельского хозяйства, ведь и так около одного миллиарда гектаров находится под охраной. Поэтому надо тщательно продумать систему защиты гнездовий, перелетных трасс и мест зимовки.

У работников сельского хозяйства с птицами очень запутанные отношения. Осенью многие виды становятся вредителями, от них заметно страдает урожай. Но еще вопрос — какой он был бы вообще, если бы не помощь птиц. «Опыт» Китая, изводившего, казалось, совершенно бесполезного воробья, еще раз заставил задуматься о пользе птиц. Как подсчитала Т. Бородулина, двухтысячная колония чаек уничтожила за летние месяцы около 600 тысяч сусликов и 67 тысяч полевок, 478 тысяч хлебных жуков и чуть меньше кукурузных навозников. Биологи пришли к убеждению, что абсолютно вредных птиц не существует. В сложных взаимоотношениях, установившихся в приро де, каждая из них играет где-то i положительную роль.

Да и дело, в общем-то, не только в мириадах съеденных насекомых, тоннах вкусной дичи или успехах бионики, заимствующей секреты пернатых (сколько еще таких секретов, не ведомых людям, хранят эти совершенные летательные аппараты?)., Ведь мы вообще пока не знаем ту меру, какой можно оценивать истинную цену полета птиц. И именно поэтому мы обязаны уже сейчас — пока на каждого человека все еще приходится по два десятка птиц — думать об их дальнейшей судьбе в человеческой цивилизации.

...Над нами, в осеннем небе, словно подчеркивая его тревожную пустынность, прошла запоздалая стая. Видимо, последняя в эту осень.

15