Вокруг света 1983-04, страница 48

Жители аль-Куапши приезжают в Батну, чтобы продать овощи и фрукты. И уезжают довольные — и выручку получили, и в городе побывали.

— Сейчас очень важно, чтобы каждый алжирец почувствовал, что он участвует в революции,— доказывал мне Мухсен, инженер-нефтяник из Аннабы, приехавший к отцу в отпуск.— Теперь наш джихад — это борьба за развитие, за социализм!

Он познакомил меня со своим братом Махлюфом. Тот строит текстильную фабрику в Батне. Парень постоянно подчеркивал в разговоре, что он занят, очень занят на стройке. Он много читает, хочет стать инженером, как старший брат. Кофейню он не любил, считал, что люди теряют там время.

— Лучше научиться читать чертежи, чем каждый вечер вливать в себя по ведру кофе. Мы построим фабрику,' мы расшевелим Батну. Хватит спать! В Батне ничего не происходит?! Город меняется, вы сами убедитесь.

Да, у Батны постепенно вырастает не только рабочая окраина, в ней растет новый тип алжирского труженика.

АРАБСКАЯ КОФЕЙНЯ

Все-таки Махлюф был не совсем прав, осуждая кофейни. Сказывался юношеский максимализм. Привычка встречаться в кофейне, обсуждать разные — в том числе и самые серьезные — дела родилась давно. Вечером, когда наступает свободное время, все мужчины города устремляются туда.

К семи часам вечера кофейни переполнены. Народ толпится снаружи. Часть стульев перекочевала на улицу. В кофейне подают не только кофе — черный кофе с сахаром зовется «мадбут», но и мятный чай, и приторный, слегка разбавленный горячим молоком кофе — «хлиб», прекрасно утоляющий жажду и аппетит. Подают их или в маленьких стеклянных стаканчиках, или в зеленых (почти во всех кофейнях) чашечках.

Гарсон скользит между столиками с одной, двумя, пятью чашками, ловко ставит их на стол и мгновенно исчезает. Он спешит, но угодить сразу всем трудно. Чей поднятый палец увидит гарсон раньше или чей голос он раньше услышит, тому первому и принесет он зеленую чашечку.

Арабская кофейня! Гомон, в котором не различить отдельные слова. Спорят, обсуждают. Здесь все равны. Одни подъезжают сю,да на машинах, другие входят босыми. Чашечка кофе стоила всего один динар.

В кофейне забываются заботы прошедшего дня. Здесь ты один и сразу со всеми. Придя с компанией, можно оставить ее и перейти к другому столику. Не забудь только захватить свой стул. Здесь говорят о футболе и о политике, об общем и о личном.

— Салям алейкум, йа шейх.— Привет, уважаемый. Что-то давно тебя не видно.

— Дела, Слими, дела.

— Ну какие там дела в твоей деревне?

— Разные. На той неделе привезли трактор...

— Уж не стал ли ты на старости лет трактористом?

Старик замолчал, глотнул из чашки кофе. Но, видно, ему очень хотелось поговорить.

— Я не стал. Сын стал.

— Твой сын тракторист?

— Да, Слими. Раньше я сюда в баню приезжал, а теперь у меня в доме свой душ есть. В город и за хлебом ездили, а сейчас у нас такую пекарню построили... Там мой старший сын заправляет. Я теперь почетный человек. Каких детей вырастил! Внуки в школу ходят.

— А, у вас и школа...

— Конечно, теперь у нас все есть.

В кофейне всегда весело, шумно.

Но если хочется побыть в одиночестве, то достаточно просто опустить глаза, и вот ты уже наедине со своими мыслями.

Не помню случая, чтобы кого-нибудь обсчитали, не помню и того, чтобы посетитель ушел, не заплатив.

Кофейни работают часов до девяти. Допоздна никто не засиживается. Утром рано вставать.

«ТИХИЙ ДОН» В БАТНЕ

В городе нет публичных библиотек. Они существуют только при учебных заведениях. Поэтому об интересе батнинцев к литературе можно судить по книжным магазинам, по тому, какие книги раскупают сразу, а какие залеживаются. Подавляющая часть продаваемой в Батне, как и в целом Алжире, художественной литературы поставляется французскими издательствами. Много русской классической литературы: Толстой, Гоголь, Чехов, Достоевский. Книги наших писателей раскупают охотно.

Однажды, зайдя в магазин, я застал его хозяина за чтением сборника чеховских рассказов. Поговорили о русской литературе, в которой мой собеседник неплохо разбирался. Больше всего ему нравился Лев Толстой. Желая показать свою начитанность, он обстоятельно пересказал несколько эпизодов из «Войны и мира». Потом заговорили о Шолохове. «Тихий Дон» совсем недавно разошелся с прилавков книжных магазинов.

— Вот только жаль,— сказал мой новый знакомый,— что мало переводят ваших современных писателей. Увы, знаю только их фамилии.

— У меня дома есть несколько привезенных из Советского Союза книг.

— Но я не знаю русского. Будь у нас в городе курсы русского языка, с удовольствием записался бы.

Почти все школы в Батне построены после революции. По утрам малыши, одетые в голубую форму, с яркими цветными портфелями бегут в школу. Некоторых родители подвозят на машинах. Перед занятиями — торжественные линейкй.

Самый крупный лицей Батны назван именем Бен Булаида — одного из руководителей алжирской революции, павшего от руки французов.

Студенты — а в их число входят в Алжире и те, кого бы мы назвали старшеклассниками,— принимали участие в аграрной революции, создавали ударные строительные отряды добровольцев. Они едва ли не первыми приняли на себя удар реакционеров, выступавших под религиозными лозунгами, утверждавших, что ^J аграрная реформа противоречит исламу.

Я обратил внимание на то, что экономическую и политическую литературу в Батне раскупала именно молодежь. Однажды в магазине «Фетх» — «Открытие» я услышал любопытный диалог.

Двое молодых людей у полки с трудами Маркса, Энгельса и Ленина обсуждали, чем им заняться после окончания медицинского факультета. Один с гордостью сообщил, что его родственник, давно обосновавшийся во Франции, почти нашел ему место ординатора в больнице Марселя.

Второй сказал, что вернется домой — в городок Сетиф, к северо-востоку от Батны.

— Сетиф? Ты бы еще в деревню поехал. Сетиф! Ты с ума сошел! Лопнешь от работы. Посмотри вон, как работают русские врачи в Батне. Мне их стоматолог сказала, Лена ее зовут, что у нее по семьдесят пациентов в день бывает. А остальные... С утра до ночи. Да еще к ним и после работы люди бегают.

— Да, они еще и нас учат. Конечно, спасибо за все то, что они делают. Но я сам хочу лечить и буду лечить. Даже в деревне. Если не я, то кто же?

— Ну давай! — Собеседник покачал головой.— Но что ты находишь в этом хорошего? Пойти некуда, работы — много, зарплата — с той, что платят во Франции, не срав-' нить...

— Но ведь я же буду лечить своих, понимаешь, алжйрец лечит алжирцев.

— И всю жизнь мокнуть под этими дождями...

46