Вокруг света 1984-11, страница 60
В КУШНЕРЕНКО тмт ттп Зтаренький «рено», словно вырвавшись из-под власти жарких и тесных городских улиц, стремительно выскакивает на ухоженную набережную. Спокойная океанская гладь сливается на горизонте с не запятнанной облаками голубизной неба. В Либревиле, столице Габона, меня привлек прежде всего Национальный музей, который создан вскоре после того, как страна обрела независимость. Еще вчера Жан, мой сопровождающий из бюро путешествий, когда я выразил желание познакомиться с искусством резчиков по камню деревни М'Бигу, сказал: — С культурой и обычаями габон-ских племен знакомство надо начинать с нашего Национального музея. Правда, его экспонаты прямо связаны с традиционными, европейцу мало понятными обрядами африканской деревни... Решено было начать интересующее меня знакомство с музейных стендов. Тем более что африканские маски и скульптура из камня — явление уникальное. А район, в который входит Габон, самый богатый в этом отношении на всем континенте... Наконец «рено» смиряет свои бег. Через несколько минут из шума улиц мы попадаем в прохладную музейную тишину. Здесь не продают входных билетов, не существует и постоянных часов работы. Но Жан уверенно входит в пустующий зал. Останавливается, увидев в отдалении хранителя музея — Кузен,— окликает он служителя. И когда тот степенно подходит, они не которое время о чем-то беседуют на одном из местных наречий. Наконец музейный работник поворачивается ко мне и на французском языке, оставляющем желать лучшего, но с обезоруживающей улыбкой говорит: — Если у вас есть дети, то вы поймете меня: вознаграждение за эту экскурсию пойдет на питание и обучение пятерых ребятишек... Удивляться или смущаться некогда Я, конечно, все понимаю. Воодушевленный согласием, невзрачный тихий человек вдруг преображается. — Кстати,— поучающе напоминает наш гид,— смысл и таинство африканских обрядов раскрываются лишь редкому иностранцу, да и то прошедшему «инициацию»... Я знаю, что это обряд посвящения в члены того или иного племени — своего рода представление, в котором органично переплетаются музыка, песни, танцы, скандирование или пересказ мифов. Участвуют в этом только посвященные. — Все экспонаты музея,— говорит кузен, обращаясь ко мне,— в глазах моих сограждан не имеют никакой ценности, потому что их видели посторонние люди, не члены того племени, где они были изготовлены. Реликвии утратили свою былую силу и не смогут отпугивать злых духов, отводить несчастья, исцелять недуги, заживлять раны. А главное — способствовать обильному урожаю... Теперь стало ясно, почему в деревнях маски старательно укрывают от посторонних глаз Ведь они всегда участвуют и в традиционных действах во время различных церемоний и ритуа лов. — Теперь вы можете понять,— продолжал кузен,— какой ущерб нанесли нашей африканской культуре в прошлом. Колонизаторы не только физически расправлялись с жителями деревень и угоняли их в неволю, но посягнули на культурную, духовную жизнь нашего народа. Они сжигали или увозили с собой как диковинку маски и амулеты. В словах габонца звучала горечь. Ведь и сейчас огромное число предметов африканского искусства и быта оседает в частных коллекциях заокеанских дельцов и богатых туристов Затем наш гид подходит к очередному стенду, и... тишину зала наполняют звуки древнейшего музыкального инструмента Африки — балафона. Не успели они смолкнуть, как предо мной появился человек, подстерегающий свою добычу с копьем в руках. Другая маска—стройная женщина несет кокосовые орехи в корзине за спинои. Мгновение — и передо мной предстал понурый раб в цепях и ошейнике... Поистине впечатляющим было искусство перевоплощения смотрителя музея. Маски! Они здесь оживали вместе с ним и рассказывали об истории Африки, об истории его народа... — Спасибо! — Я долго жму руку улыбающемуся гиду, хранителю свидетельств прошедших эпох. В машине Жан молчит. Взгляд его скользит по высокой ограде, вдоль которой мы едем. За ней в буйной тропической зелени скрывается французский военный лагерь — еще одно напоминание о продолжающемся присутствии бывшей метрополии. Кончилось битумное покрытие, и дорога резко сузилась. Свисающие лианы хлещут по ветровому стеклу. Джунгли, казалось, наглухо отгородили мир от вторгшейся на Африканский континент цивилизации. Но и здесь, на обочине дороги, валяются жестяные банки из-под пива, целлофановые пакеты... Придорожные растения и травы красны от осевшей на них пыли. Дышать трудно... Тропический лес расступился, и нам стали встречаться африканки с уже знакомыми по музею конусовидными плетеными корзинами за спиной. В них — причудливые клубни маниоки с листьями, скрученными в виде толстых палок, сухие сучья для очагов и душистые фрукты для продажи на рынке. — Такие корзины,— перехватив мой взгляд, с явной гордостью говорит Жан,— чисто габонское изобретение. В них можно перенести груз весом до семидесяти килограммов. И только благодаря специальным кожаным ремням, с помощью которых нагрузка на тело распределяется равномерно... Ну вот и приехали... Стайка черных мальчишек, озорных и пугливых, перебежала дорогу. У дома пожилая африканка толчет в дерев ян- 58 |
