Вокруг света 1984-12, страница 26

ЭКСПЕДИЦИЯ УХОДИТ в поиск

определить род и даже вид животного, мелькнувшего перед иллюминатором, его размеры, окраску, характерные элементы поведения.

За полчаса до спуска начальник экспедиции давал ему последние наставления.

— Мы сейчас находимся в районе, где ранее вели особенно интенсивный промысел. Что и сказалось отрицательно на поголовье южного стада крабов. Был введен строжайший запрет, лет пятнадцать здесь никто крабов не ловил. Вот ты и должен посмотреть, как они себя теперь чувствуют.

Мы прекрасно понимаем, как трудно сейчас гидронавтам. В такой мутной воде приходится идти почти на ощупь, с минимальной скоростью. Иначе можно врезаться в скалу или крупный валун.

Начальник экспедиции волнуется — обнаружат ли крабов? Наконец он не выдерживает и просит дежурного по связи вызвать «Тинро-2».

— Как дела, ребята, есть ли крабы?

— Есть, но не густо,— доносится из наушников голос Попова.— Видели трех крупных самцов сантиметров по шестнадцать.

— Значит, появились крабы,— комментирует подводный репортаж Мясоедов.— Похоже, южное стадо восстанавливается.

И опять вопрос подводникам:

— Посмотрите, много ли плоских морских ежей?

— Это те, которых зовут «сэнд доллар»? — уточняет Попов.

— Да, эти самые, песчаные доллары.

— Все дно усеяно ими! Местами оно напоминает булыжную мостовую.

— Вот это и называется «отличная кормовая база»,— поясняет нам Мясоедов.— Крабы щелкают морских ежей, как орехи. Разламывают правой клешней и лакомятся внутренностями. Много ежей — много пищи. А коли есть пища, то и охотники до нее должны объявиться.

И, обращаясь ко мне, добавил:

— Теперь нужно посмотреть, как себя чувствуют наши подопечные в местах зимовки, на самом краю шельфа. Готовься к погружению.

Я учел опыт Попова — надел на себя теплые шерстяные свитер и рейтузы, на ноги поверх носков натянул брезентовые чехлы из-под батометров, получились настоящие бахилы. В первом погружении гидронавты изрядно продрогли. Внутри аппарата температура была двенадцать градусов, за бортом — минус один и пять десятых. Вода не замерзла только потому, что она соленая, а вот люди еле-еле выдержали.

Мы забрались внутрь аппарата еще в ангаре. Механик-наладчик втугую прижал крышку люка. С этого момента часы начали отсчитывать время погружения. В аппарате стало светло — это открылась крышка ангара. Цокнули захваты, и спуско-подъемное устройст

во, плавно покачивая, опустило «Тин-ро-2» на воду. Несколько минут холодная и потому плотная вода никак не хотела впускать нас в свое чрево. Аппарат оказался слишком легким и качался на волнах как поплавок.

— Сейчас примем водички и потонем,— мгновенно сориентировался капитан-наставник подводного аппарата Михаил Игоревич Гире, открывая клапаны вентиляции.

— Начинаю проверку на герметичность,— доложил капитан в рубку связи.— Аппарат герметичен. Разрешите погружение?

— Погружение разрешаю! — пришла команда сверху.

Завизжали двигатели вертикальных винтов, и белые хлопья взвеси поползли мимо иллюминатора вверх. Значит, мы пошли вниз.

— Смотри внимательней, скоро будет грунт,— предупреждает меня Гире.

Я напрягаю зрение, но ничего не вижу. За толстым стеклом плотная пелена серо-зеленой взвеси. Как ни хотелось нам совершить мягкую посадку на грунт, всё равно аппарат ударяется об илистое дно и поднимает клубы мути. На наше счастье, у дна действует довольно сильное течение. Поток подхватывает муть и уносит ее. Вода просветлела, и мы увидели, что приземлились среди зарослей актиний, похожих на миниатюрные баобабы. В тени этих гигантов нашла себе пристанище мелкая живность: раки-отшельники, офиу-ры, многощетинковые черви.

Не успели мы пройти полсотни метров, как прямо перед аппаратом возник крупный краб. Одетый в новенький сверкающий панцирь, словно рыцарь в доспехах, краб бросился с поднятыми клешнями на «Тинро-2». Разница в весе, казалось, не смущала его. Краб демонстрировал оборонительную реакцию — прогонял пришельца со своей территории.

Я успел заметить, что панцирь чистый — красно-коричневый с сиреневым отливом, без мшанок и баляну-сов — усоногих раков. Значит, краб успел поменять его. Перед погружением начальник рейса предупреждал меня, что на юге камчатского шельфа отмечались случаи зимней линьки крабов. Но насколько это типично?

За два часа плавания я насчитал семнадцать крупны/* крабов. Одетые в новенькие блестящие панцири, они мирно паслись среди актиний. Я глянул на забортный термометр — плюс один градус. Курорт, да и только! Крабы зимовали в сравнительно теплой водной массе, пришедшей через Курильские проливы из Тихого океана. На глубине около двухсот метров температура воды всегда выше нуля, и крабы каждый год осенью приходят сюда на зимовку.

Самок среди них не было. Зато самцы — красавцы как на подбор. Не меньше семнадцати сантиметров каждый. То тут, то там валялись остатки старых панцирей. Для нас это важный научный результат: не единицы, а практически

все крабье поголовье у юга Камчатки линяет зимой.

— Почему они не уходят? — спросил я Мясоедова.

— Здесь много корма,— ответил он.— А на север они пойдут все до единого. Только немного позже, когда наступит весна и вода у берегов прогреется до трех градусов.

ВЕЛИКОЕ ПЕРЕСЕЛЕНИЕ

Мы продвигались на север, а за нами шла весна. Ее дыхание ощутили не только люди, но и все живое, что плавало в воде, летало над ней и ползало по дну вблизи неуютного камчатского берега. Влекомые могучим инстинктом продолжения рода, крабы неудержимой лавиной двинулись на прогретые мелководья.

Первым увидел это великое переселение Валера Фейзуллаев. «Тинро-2» опустился на дно в самом центре шельфа, на глубину пятьдесят метров. Зрелище поразило его: нескончаемыми рядами шли к берегу крабы. Крупные самцы ковыляли словно на ходулях. Маленькие самки, отягощенные созревшей икрой, которую они бережно хранили под брюшком целый год, старались не отстать от них. Самцы как будто понимали, что самкам тяжело. Один из них подхватил самку клешнями и быстро понес к берегу.

На подходе к мелководью самки должны будут выпустить из икры личинок. Подхваченные течением личинки около двух месяцев будут плавать в воде, пока не осядут на дно в крайнем северо-восточном углу Охотского моря — заливе Шелихова. Правда, большинство из них погибнет еще в воде, но те, кто выживет (три из тысячи), через семь лет вернутся из залива в родительские места. Плодовитость самок камчатского краба феноменальна. Каждая из них, достигнув восьмилетнего возраста, ежегодно выпускает от двадцати до трехсот тысяч личинок. Природа хорошо позаботилась о продолжении крабьего рода.

Живности на дне было мало. Редкие кустики мшанок да гроздья оранжевых колониальных асцидий.

— Прибавь оборотов, капитан,— попросил я.— Здесь ничего нет.

Но почти тут же закричал, обернувшись к Гирсу:

— Стоп! Самый малый! Крабов — туча!

Передо мной топорщился ковер из панцирей и ног. Настоящее дно из валунов и гальки я не видел. Дно было — крабы.

— Миша, лезь сюда, помогай считать,— позвал я капитана.

Он поставил управление на автомат курса и протиснулся в отсек наблюдателя. Мы принялись считать крабов, он в правый иллюминатор смотрел, я в левый. Каждый из нас просматривал полосу шириной два метра. Я едва успевал диктовать в микрофон свои на

24