Вокруг света 1985-03, страница 28Кордон на полуострове Кони В.ОРЛОВ, наш спец. корр. Фото автора сломана. Я ему смастерил шину. Ничего, он молодой, кость скоро срастется. Как ты попал в Ансар? Махмуд рассказал о своих злоключе ниях, но, помня совет Фа деля, некоторые подробности обошел молчанием. Сколько они так просидели в камере, сказать было трудно Время тянулось медленно. Наконец на допрос увели док тора Нузми. Потом пришли за Махмудом. Провели по длинному коридору со множеством дверей. Охранник втолкнул Махмуда в комнату, находившуюся в самом конце коридора. За столом сидел израильский офицер. Он что-то писал. Перед ним стояла табуретка. Больше в комнате ничего не было. — Садись, — приказал офицер.— Имя, фамилия, место жительства? Махмуд послушно ответил. Сзади открылась дверь, и за его спиной кто-то встал. Но Махмуд не решился обер нуться и посмотреть. — Мы знаем о тебе все, - говорил между тем офицер.— Если признаешься, освободим. Отвечай, в какой организации ты состоишь? Какое у тебя звание? — Я всего лишь шофер, господин офицер, и никогда даже не держал в руках оружия. — Врешь, собака! Отвечай! Что мол чишь? Язык проглотил, как этот прок лятый иракский коммунист? «Какой коммунист? — мелькнуло у Махмуда в голове.— А, значит, доктор Нузми — коммунист! Что же они с ним сделали?» Резкий удар по голове сбросил Мах муда с табуретки. Он попытался подняться, но на него снова обрушились удары. — Подожди, не спеши,— обратился офицер к солдату, избивавшему Махмуда.— Этак ты опять перестараешься. Махмуд почувствовал, как сзади его хватают за локти и сажают на табуретку. Голова болела адски, волосы слиплись от крови. Как сквозь сон, он снова услышал голос израильского тюремщика. Офицер задавал странные вопросы. — Чем ты увлекаешься? Был ли за рубежом? Какие напитки предпочитаешь? Бил ли отец твою мать? Любишь ли цирк? Что ты думаешь о коммуни стах? Махмуд старался отвечать на эти вопросы односложно и без запинок. Это было похоже на игру. Вопрос ответ, вопрос — ответ. И вдруг: — Можно ли считать СССР другом арабов? Махмуд насторожился. — Не знаю. — Врешь, трусливая сволочь! Ты все прекрасно знаешь,— заорал офицер. Снова побои. На этот раз били, пока Махмуд не потерял сознание. Очнулся он в кромешной темноте. Израненное тело нестерпимо болело. — Пить! — простонал он. Вдруг рядом блеснула полоска света, чьи-то руки осторожно приподняли го лову Махмуда, и в разбитый рот погекла прохладная вода. Окончание следует □ олна прилива с шипением достигла береговой черты, и неглубокая чаша Ольского лимана стала на глазах заполняться морской водой. С криками закружились у берега чайки выхватывая ринувшуюся в лиман рыбу. В этой суматохе как-то незаметно оказался на плаву, заколыхался поплавком наш «дори» — небольшое деревянное судно. Не тратя времени. Иннокентий Крылов, старшина судна, запустил двигатель, и «дори», выпуская из трубы сизые дымки, осторожно двинулся к выходу из лимана. Следом за ним на буксире тащился катер. На просторы Тауйской губы мы выбрались, когда гористые берега сделались черными, словно вырезанными из картона, а на сгустившейся синеве неба начинали мерцать первые звезды... Оказаться на борту этого судна заставило меня довольно необычное сообщение: вертолетчики, пролетавшие над полуостровом Кони, у мыса Скалистого заметили группу судов, стоявших под самым берегом. Эта часть территории полуострова Кони являлась одним из четырех участков недавно созданного заповедника «Магаданский», и никакие суда без специального разрешения не имели права подходить к его берегам. Заповедник только-только вставал на ноги, и у директора Юрия Николаевича Минько хватало в эти дни забот. На участках были выстроены кордоны, приступили к своим обязанностям лесники, но необходимо было снабдить их снегоходами, рациями, а заодно завершить и строительство здания для дирекции в Магадане. На счету был каждый человек, но, получив сообщение вертолетчиков, директор размышлял недолго. — Александр Сергеевич,— обратился он к Новикову, своему заместителю по науке,— придется вам взяться за это дело. Новиков долгие годы работал в Институте биологических проблем Севера и, будучи ихтиологом, занимаясь вопросами сохранения рыбных богатств, в каких только переделках порой не бывал. Я решил быть Новикову бессменным попутчиком. И в тот же день мы выехали в Олу. Там нас поджидал лесничий Ольского лесничества Николай Семенов. — Эх,— вздохнул он, едва поздоровались,— не разыграйся ветер да не поднимись волна, часа через четыре были бы уже у мыса Скалистого. Семенов был молод, хорошо сложен, строен, рыжеволос. Что-то было в нем от лихого гусара. Он и усы свои, кажется, закручивал как гусар. В хорошую погоду лесники преодолевали Тауй-скую губу на «прогрессах» — легких катерах с подвесным мотором. Но сейчас на «прогрессе» выходить в море было рискованно. Оставалось одно: идти на «дори». Семенов рассказал, что своими силами они соорудили каюту, и судно стало удобным для длительных плаваний. На нем лесники не раз уже обходили границы заповедника. Нас здорово качало. Пенные брызги разбивались о стекло рубки. Крылов, стоявший у штурвала, вел судно, стараясь не терять из виду берегов. Быстро темнело, а когда очертания гор растворились в ночи, он заглушил двигатель и, вытравив все шестьдесят метров манильского каната с якорем, сказал: «Баста. Будем здесь дожидаться рассвета. Дальше идти нельзя». — Где мы? — спросил из темноты Александр Сергеевич. — У мыса Харвис,— отвечал Крылов, с покряхтыванием забираясь на нары, устланные мягкой лосиной шкурой. Отдыхать на них было одно удовольствие. В наступившей тишине стало слышно, 26
|