Вокруг света 1985-09, страница 51

могаю отцу. Мне ведь тоже немало лет — семьдесят четыре.— Он улыбнулся, видимо вспомнив что-то.— В прошлом году из другого села к отцу пришел аксакал: «Сделай колыбель, Шири». Посмотрел на него отец и сказал: «Если мне не изменяет память, для тебя, Ахмед, я делал колыбель еще в прошлом веке...» — «Да не для меня,— рассмеялся гость,— сделай для правнука моего, Зау-ра...»

А если серьезно,— говорит Тад-жибек,— вам к моему младшему брату Таманулле надо. У него есть колыбели, которые мы вместе с отцом делали. Впрочем, не только колыбели, но и посуда. По наказу отца Таманулла хранит все это кай семейную реликвию, он ведь самый молодой, ему всего пятьдесят пять...

Прощались у самшитовой рощи. Таджибек специально привел нас сюда:

— Эту рощу мой отец посадил. Здесь мы берем дерево, из которого делаем колыбели...

Тишина поселка Кижаба накрыла нас словно колоколом, едва водитель заглушил мотор.

Прочный, одноэтажный, кирпичной кладки дом, к самому порогу которого подступают деревья. Не успеваем открыть деревянную калитку, как рядом, словно из воздуха, появились ребятишки.

— Который тут за хозяина будет?

Вперед робко выступил один из

них, но в этот момент по ступенькам зашелестели чарыки, и мальчик кивнул:

— Моя мама.

Молодая, с чуть озорными глазами женщина приглашает нас пройти в сад, подождать, пока вернется ее муж — Таманулла.

В плотной тени деревьев незаметно появляется резной стол. Гостеприимная хозяйка и ее сын Ширали угощают нас прохладительным напитком — айраном — и изумительным терпким чаем, настоянным на горных травах.

— Сама собирала,— не преминула похвастать Тайфаниса.

В ожидании Тамануллы завязалась беседа. Кучка ребятишек — лишь пресытилось их любопытство — разлетелась так же незаметно, как и возникла. Тайфаниса рассказывала о себе:

— Я очень люблю читать. Даже когда сижу за маслобойкой — читаю. А если что-то очень интересное, так просто зачитываюсь. Соседи шутят: «Наверное, Тайфаниса, у твоей коровы плохое молоко, что ты так долго взбиваешь масло...»

Когда Тайфаниса услышала, что мы побывали в селе Сым, она с гордостью воскликнула:

— Там долгожителей — пальцев на руках не хватит! Недавно еще в селе были люди старше Шири на двадцать лет...

4 «Вокруг света» № 9

БИОГРАФИЯ РЕМЕСЛА

Говорят, Азербайджан — край, где век за возраст человека не считают. Сегодня в республике более двух с половиной тысяч человек, которые перешагнули вековой рубеж. Стосорокапятилетняя Афруз Гаса-нова, стодвадцатичетырехлетний Гу-сейн Кулйев, стошестнадцатилетний Муслим Гасанов, ну и конечно же, стодевятнадцатилетний Шири Сала-ев, сын потомственных животноводов, основатель династии резчиков по дереву...

Вскоре появился Таманулла, а с ним молодой человек. Глаза Тамануллы лучились спокойствием и добротой, отчего лицо казалось подсвеченным изнутри теплым и ровным светом. Таким, как он, легко доверяешься, подумал я и сразу спросил Тамануллу — в чем секрет долголетия его отца? И он легко включился в разговор:

— Сколько помню, отец всегда много работал — строил дома, сеял хлеб, шил одежду — и сейчас по мере сил работает. Косит траву, мастерит колыбели. Какой еще секрет? — как бы сам себя спросил Таманулла.— Еще, конечно, горный воздух и пища. Отец любит мед и овечье молоко.

По рассказам Тамануллы и Тай-фанисы я уже легко мог представить себе Шири и, когда Тайфаниса принесла альбом, безошибочно нашел его фотографию. Показали нам и жену Шири Салаева — Амалию, известную в округе ковровщицу, прожившую долгую — сто лет — и интересную жизнь. Увидел я на фотографии и колыбели. Заговорили о них.

— Всех нас когда-то нянчили в колыбелях... Даже Шири,— философски изрекла Тайфаниса, но молодой человек, пришедший с Тамануллой, возразил:

— Кроме меня. Я родился в Сочи и к колыбелям никакого отношения не имею.

— Зато твоя дочь имеет,— заметила Тайфаниса.— Она растет в колыбели, которую сделал Шири-даи для тебя, Микаил, двадцать пять лет назад...

— Когда ты родился, Микаил, отец был болен, и мы не пустили его в Сочи,— с нежностью в голосе произнес Таманулла.

— А вы не боитесь, что ваше ремесло может исчезнуть? — спросил я Тамануллу.

— Нет. Конечно, сейчас в магазинах продаются красивые кроватки, но многие все же хотят, чтобы дети их начинали жизнь в таких вот колыбельках. Так что заказов у народных мастеров хоть отбавляй...

— Как может не быть заказов, если только к одной из своих дочерей Шири-даи четыре раза спускался с

гор — столько в семью понадобилось колыбелей... пока,— в тон мужу сказала Тайфаниса и, показав на вошедшего сына, зачастила: — Шири-даи не только принес для него колыбель, но и помог разрешить наш с Тамануллой спор, как назвать сына. Я хотела, чтобы в честь моего отца — Али, а Таманулла — в честь своего... Не знаю, чем бы закончился спор, если б не свекор. Он рассудил как мудрый человек: «Назовем мальчика Ширали — тогда мы соединим имена двух старейшин наших родов». Так и сделали.

Таманулла предложил посмотреть колыбели и посуду, которые он изготовил вместе с отцом. Мастер распахнул дверь пристройки, примыкающей к дому, и на нас пахнуло запахом старого дерева. Но вот Таманулла вытащил на свет семейную коллекцию, и засветились на солнце решетчатые стенки колыбелей, заиграл яркими красками орнамент. Ва~ гиф потянулся к фотоаппарату...

Потом Таманулла повел нас по поселку и предложил взглянуть на центральную усадьбу субтропического совхоза с вершины горы. Когда поднялись, он сказал:

— Если и есть на земле рай, так это здесь,— и показал вниз.

Слева, почти к самому поселку, сбегались ряды апельсиновых деревьев, а прямо под нами — озеро-водохранилище Ловаын, охваченное со всех сторон горами, блестело стеклянной неподвижностью. Заходящее солнце бросало розоватую полосу на тихую воду. Но вот неожиданно туго вздохнул ветер — и зеленая волна деревьев потекла прямо в небо, а поверхность озера заволновалась. Сломалась полоса розового света, чтобы через минуту, когда все стихло, снова лечь на застывшую воду.

Мы молча наблюдали эту картину, пока солнце не сползло за горы.

Утром, лишь только первые петухи тронули тишину, мы вышли из дома. Легкий ветерок донес глухие удары. Сначала мы не поняли, откуда они исходят, но, прислушавшись, уверенно пошли к пристройке.

В мастерской при свете яркой лампы Таманулла с деревянным молотком в руках склонился над почти готовой колыбелью. Он обернулся, приветствуя нас, и сказал, словно продолжая вчерашний разговор:

— Надо вот заканчивать работу — сегодня за ней придут. А вот другая...

В углу мастерской мы заметили большой кусок дерева. Это был самшит, любимое дерево Салаевых. Мы попросили мастера рассказать немного о нем.

Таманулла отложил молоток, до-

49

51