Вокруг света 1985-10, страница 29

изданных трудов блестящей по своим результатам экспедиции.

Дни проходят за днями. Однажды у себя в палатке мы услышали, как заревел, словно в аэродинамической трубе, ветер. Вышли на берег. У нас, под горой, ни ветерка, а посреди залива обозначилась темная полоска вся в барашках, лед поволокло на запад. Блокада сломана! И вскоре показался «Ледуховский» с буруном у форштевня. Когда прибыла шлюпка с грузом, мы узнали, что «Заря» вывезет нас из Хорнсунна через несколько дней. А значит, Трескелен в этот сезон нам уже не видать...

Не хочется говорить ни о «Заре», ни о сроках, ни о работе. Похоже, все потеряно... Погода тем временем установилась. Тишина, на небе лазурь, а пейзаж Хорнсунна напоминает театральную декорацию. Море такое голубое, что кажется, не хватает только силуэта Везувия и стройных пиний... Лишь ледники и айсберги напоминают, что это Арктика.

Решили снова подняться наверх, к истокам Нигера. Дело к концу, если уж не повезло с информацией, надо хотя бы привезти впечатления! И вот мы наверху, но, к сожалению, дальний конец Хорнсунна укутан покрывалом тумана, хотя и не слишком плотным. Зато ближние окрестности как на ладони. Вот он, красавец Хорнсуннтинд, вознесший в зенит узкую, словно лезвие, вершину. Под ней — верховья ледника Чебышева, так жестоко разрушившего все наши планы. Основная часть ледника сейчас лежит на полкилометра ни

же нас и вся перед глазами — от истоков до отвесного фронта. Снег здорово подтаял за последние дни, трещины обнажились, и ледник предстал как есть — не ледник, а капкан за капканом. Гробовой ледник, который может присниться гляциологу только в ночном кошмаре, первый ледник на Шпицбергене, перед которым приходится отступать.

Постепенно туман на горизонте растаял, и мы увидели залитые солнцем верховья Хорнсунна с полуостровом Трескелен и такими долгожданными и такими недоступными для нас ледниками. Стиснутые узкими долинами, прорываясь среди скал, они стекали к морю, перегораживая ледяным фронтом залив от берега до берега. Сотни айсбергов начинали отсюда свой путь в просторы Гренландского моря...

И вдруг меня словно ударило электрическим разрядом — есть! Есть, черт возьми, выход!

Я не успел, кажется, еще ничего сказать, но Володя как-то странно посмотрел на меня.

— Слушай, Володя!..— пробормотал я, заикаясь, страшась, что искра озарения вдруг исчезнет.— Слушай... Эти же чертовы ледники отступают, ведь это мы ясно видим по очертаниям берега, так? И срединные морены у них стали совсем короткими, правда? Но ведь направление-то морен прежнее... А раз так, то мы можем их засечь с одной точки, отсюда, лишь бы она была на карте привязана надежно, а это уж мы сумеем. Морен много, а раз так,

то фронты ледников мы привяжем прямыми засечками по многим точкам... Понял?

Володя таращил на меня глаза. Хотя я говорил сбивчиво, он сразу понял, что произошло нечто чрезвычайное. Еще бы не понять, если руководитель не стесняется демонстрировать все признаки радостного помешательства! А я готов был молиться всем богам, власть которых распространялась до этих широт, лишь бы обеспечить видимость еще на несколько часов. Несколько часов, и новое положение ледников Хорнсунна — то, ради чего мы рвались на Трескелен,— было бы у нас в руках!

Мы поставили теодолит к полуразрушенному гурию, опознали его на карте, и я отчетливо ощутил кончиками пальцев знакомый податливый ход микрометренных винтов. Дальнее марево слегка колебало очертания столь долгожданных ледников, до которых мы все же дотянулись оптикой прибора, а очертания срединных морен в обрывах ледников, чуть растушеванные дымкой, послушно ложились в перекрестье визирных нитей. Шаг за шагом, минута за минутой — напряженное ожидание двух таких долгих недель пребывания в Хорнсунне воплощалось наконец-то в рабочий результат.

Где-то вдали, на пределе слуха возник отдаленный и такой знакомый гудок «Зари».

Шпицберген

Не только для сундука

(См. первую страницу обложки)

азалось бы, унификация одеж-ды достигла в наши дни апогея. Разве что зимой костюм жителя городка Куопеля в Северной Финляндии отличается от повседневного одеяния обитателя филиппинской столицы Манилы. А так — что аргентинцы, что исландцы, что граждане Папуа — Новой Гвинеи —- все одеты примерно одинаково (у последних, правда, еще немного краски на лице).

Есть, однако, еще места, где национальный костюм не только не вы шел из моды, но и остается частью обычной жизни.

В Центральной Европе — в Германии, Австрии, Чехословакии — во многих районах в. выходные и праздничные дни в маленьких городках и деревнях человек в обычном «общеевропейском» костюме выглядит приезжим. Да обычно так оно и есть.

Надо сказать, что в этих местах

костюмы даже соседних районов настолько различаются между со бой, что одного взгляда достаточно, чтобы определить — кто откуда. Причиной тому сложная этническая история, древние переселения племен и смешение обычаев. Впоследствии сложились единые нации, но бывшая этническая и историческая пестрота осталась в костюме.

Самый, наверное, яркий мужской костюм в Чехословакии — из Моравского Словацка: с пестрыми лентами, широченными расшитыми рукавами, с помпонами на лаковых сапогах. А самые изощренные кружевные и крахмальные чепцы — у га-нацких женщин.

Одежду валаха из-под Рожнова не спутаешь с жилетом, меховой шапкой и панталонами до колен, свойственными Чехии. Перечислять можно без конца. Разговор идет о другом: об отношении к национальному костюму. И не просто костюму, а своего района.

В Праге, Брно, Братиславе часто можно видеть объявления: «Такого-то числа там-то сраз (встреча) уроженцев такого-то района».

И уж будьте уверены, к этому сроку из сундуков, запихнутых на антресоли современной квартиры, достанут бережно уложенные бабушкин чепец и фартук, дедушкин жилет и шляпу с пестрой лентой. Правда, у многих они сшиты совсем недавно. Но точно по старым образцам.

И, увидев пестро одетую толпу из окошка трамвая, кто-нибудь из пассажиров скажет соседу:

— Будеёвицкие собрались.

— Ну да,— ответит тот,— у них сегодня сраз.

— Точно,— отзовется другой,— вино там доброе...

А уроженцы Чешских Будеёвиц будут петь свои будеёвицкие песни, говорить на своем южночешском диалекте, пить легкое вино и смаковать любимые с детства картофельные «босаки».

Ибо все это вместе и составляет то, что называется ароматом родного дома.

Л. МИНЦ

27