Вокруг света 1985-11, страница 15

у каждого тхайского дома вырыт небольшой пруд, куда сбрасывают прямо с кухни остатки пищи и, не отходя от очага, сачками вылавливают в любой нужный момент трехкилограммового карпа или змееголова. Экономные тхаи пользуются этой возможностью довольно редко. Хвостовой плавник каждой съеденной рыбы наклеивают на стену, ведя тем самым своеобразную статистику. Кроме личных прудов, в Тханьсыонге устроен и кооперативный, площадью в четырнадцать гектаров.

Председатель кооператива, он же секретарь партийной организации общины (в ней семьдесят коммунистов), Ло Ван Зан встретил нас у своего шана. Мы поднялись в дом по деревянной лестнице для традиционного чаепития. Потом, чтобы мое знакомство с баном не ограничилось жилищем начальства он предложил пообедать в отчем доме перешедшем по наследству старшему брату.

Деревянная лестница ведет на открытую веранду с бамбуковым полом, где гостялл и хозяевалл следует оставить обувь. Входить под крышу дома в ботинках — дурной тон. Хозяин, правда, вежливо пытается отговорить гостя от сложного расшнуровывания европейской обуви.

В доме, где уже собрались уважаемые люди общины, потек неспешный разговор о производственных и других общих делах. Кооператив создан в 1976 году. До того каждый из тринадцати банов был отдельной производственной артелью. После их объединения выделили рыболовецкую, строительную бригады, которые работают на всю общину. Все орошаемые рисовые поля — общая собственность кооператива. С большинства полей собирают по два урожая в год. Кооперативу принадлежат также кофейная плантация и две тысячи гектаров джунглей.

Скот, однако, остался в личных хозяйствах: свиньи — животные довольно прихотливые, требующие тщательного ухода,— и тягловые буйволы.

— Тут,— рассказывает Ло Ван Зан,— на одной ферме в Лайтяу пытались обобществить буйволов. У нас ведь, знаете, буйвол — символ смиренности и спокойствия. А тут как собрали их всех в один загон, пастухи разбежались от испуга: быки учинили такое побоище между собой — и не подступись. Передрались, собрали свои маленькие, с боем отбитые гаремы и разбрелись подальше друг от друга по горам. Никакие плетни и заборы не удержали. Бывшие хозяева долго гонялись за ними по джунглям.

В общине есть и небольшое кооперативное стадо, но оно распределено по дворам: с одиноким буйволом и малыш управиться может.

Дом, где мы гостим, протянулся метров на пятнадцать. Обстановка в нем предельно простая, но она четко отражает строго регламентированный уклад жизни. В главном помещении, проходящем через все жилище сосре

доточен весь домашний быт. Есть тут и открытый очаг: для обогрева зимой и на случай дождя.

Сразу за входом старуха мать крутит веретено прялки. Рядом семь-восемь детишек ползают по отполированному бамбуковому полу, играют с двумя собаками и кошкой. На стенах висят маленькие фотокарточки членов семьи, а над алтарем предков — пожелтевшие увеличенные портреты родителей в застывших напряженных позах.

Левая часть дома отгорожена черными домоткаными полотнищами с яркой вышивкой по верхнему краю. За этой матерчатой стеной такой же тка

нью выделено несколько спален: для родителей, детей, сыновей с женами. Самая дальняя часть помещения — женская. Она выходит на открытую площадку, где разделывают рыбу, мясо и овощи. Если нет дождя, то там и готовят.

На площадке, нависшей над прудом, жена хозяина, сидя на корточках, чистила рыбу. За ее спиной сопел младший сынишка, привязанный к матери широкой полосой ткани. К кухне примыкает маленькая крытая клеть, где установлен деревянный ткацкий станок. На нем старшая дочь хозяина создавала (другого слова не подберешь) многоцвет