Вокруг света 1985-12, страница 6

-— С одной стороны, это не так уж и трудно,— подхватывает разговор Родион.— Достаточно уравновесить давление толщи ^воды с давлением в организме человека — в легких, сосудах, тканях. Такой способ дает возможность работать человеку на больших глубинах, не подвергая организм резким перегрузкам, и выполнять работу в десять раз большую. Кстати, Саша Суворов усовершенствовал с врачом Михненко прибор, с помощью которого в течение всего подъема велась ультразвуковая локация пузырьков газа в крови при «рассыщении» организма от растворенной в ней дыхательной смеси. Электронный газоанализатор позволил производить экспресс-анализ крови прямо в барокамере.

Я мельком взглянул на Суворова. У него было задумчиво озабоченное выражение лица. Саша в тот момент, как он потом сам выразился, был уже «за экспериментом».

— На состояние акванавтов,— неторопливо заговорил он,— на скорость и степень адаптации большое влияние оказывает подготовленность их к предстоящей работе. Что касается нашего эксперимента, то он доказал главное — разумное использование скрытых в человеческом организме резервов способно обеспечить ему возможность жить и работать на глубине в сотни метров. Представим себе, что во время разведочного бурения нефтяных или газовых скважин на морском дне вдруг понадобилось погружение водолаза-глубоководника. Срочное! Аварийное! Но... невозможное, потому что длительность спуска и подъема начисто перечеркивает оперативность. Вот поэтому, если возникнет производственная необходимость, акванавтов надо отправлять на задание из подводных домов, аппаратов, в которых они подолгу будут «жить». Ведь давление газовой дыхательной смеси там такое же, как в окружающей среде — под водой.

— Срочность, аварийность,— смеясь, перебивает его Тутубалин.— Об экстремальных условиях Саша может говорить часами.— И уже Серьезно продолжает:— В глубинах океана от трехсот до пятисот метров имеются большие залежи полезных ископаемых, а их добыча без участия человека довольно сложна. Вот почему нам очень важно знать, с какой работой справятся акванавты, как и сколько им надо спать, каким должен быть режим труда и отдыха вообще на больших глубинах. Наконец, как скажется высокое давление на работе мозга, на психике человека, на его способности анализировать ситуацию и- принимать самостоятельное решение. На все эти и многие другие вопросы и должны дать ответ такие эксперименты...

— Насчет того, сколько и как спать,— смущенно произнес Подымов, посмотрев на своего тезку.— Ты мне случай один напомнил. Однажды просыпаюсь — мы тогда уже опустились

метров на сто пятьдесят,— хотел что-то сказать, а вместо голоса услышал писк. Растерялся было — ничего понять не могу. Лишь по веселым лицам товарищей осознал, что все не так страшно. Самому потом смешно стало, знал ведь, что в гелиевой среде голосовые связки издают совсем другие колебания, чем в воздухе. Поэтому можно было общаться только с помощью электронного устройства — корректора речи. На глубине «гелиевый барьер» стал для нас серьезной помехой. Плотность газовой смеси сильно сказывается и на дыхании — оно становится учащенным и затрудненным. Нам все время казалось, что не хватало какого-то маленького глотка воздуха для нормального дыхания. И работоспособность, естественно, становилась ограниченной. Но гелий еще и в шесть раз тепло-проводнее воздуха. Акванавт быстро теряет тепло, «убегающее» сквозь кожу и легкие. «Комфортной температурой» жилого отсека на глубине четыреста пятьдесят метров является тридцать один градус. И отклонение даже на полградуса создает большие неудобства.

— Бывало, ляжешь на спину — замечает Тутубалин,— животу холодно. Перевернешься на живот—спина мерзнет. Накроешься одеялом — жара донимает. Помню, кто-то из ребят уронил полотенце. Оно задело мое лицо, вернее даже, чуть прикоснулось. А мне показалось, что ледяной водой плеснули. Я еще потом долго ощущал неприятный озноб во всем теле.

— Сюрпризов хватало,— усмехнулся Родион Унку.— Чаю горячего не попьешь, тут же остывает... Вокруг однообразие, двигаешься мало, от Долгого сидения среди стен со всех сторон наползает, словно и в самом деле ты в беспросветной глубине, ощущение угнетенности... Вообще,— вдруг перескакивает он на другое,— для врача в эксперименте обширнейшее поле деятельности. Во-первых, обособленность экипажа, когда в критический момент медицинской помощи ждать неоткуда. Здесь и работа, и активное исследование. А во-вторых, врач может брать кровь из вены прямо на месте для анализов. Уникальность таких исследований очевидна. Это распространяется и на декомпрессию... Ох, и нудная штука,— рассмеялся Родион.— Сиди и жди, пока освободишься от проклятого азота. Хорошо, что взяли с собой художественную литературу... А вооб-ще-то рабочий день у нас был расписан «строго по графику. Свободного времени очень мало. Иногда, правда, разрешали смотреть через иллюминатор телевизор/

— О чем я про себя мечтал постоянно,— со вздохом признается Саша Суворов,— так это о настоящем борще. Чтобы налит был в тарелку, а рядом ложка лежала.

— Ты и от торта не отказался,— посмеивается Подымов.— Когда нам

вкусный торт испекла его Людмила. Мастерица она на это дело...

Людмила, жена Тутубалина, работала лаборантом гипербарического комплекса. И если выпадала ее вахта, она «подкармливала» своего Володю, а значит, и всех. Организаторы эксперимента особенно этому не препятствовали, прекрасно понимая, что хорошее настроение у исследователей в барокамвт-ре — это и высокий конечный результат работы. Через шлюз, похожий на широкий рукав, вмонтированный в корпус камеры, вручали им письма из дома, газеты. И пища даже подбиралась с учетом индивидуального вкуса каждого. Выскокалорийная, в тюбиках, как у космонавтов. Тем не менее на пятые-седьмые сутки ребята запросили хоть что-нибудь «земное».Хм «шлюзовали» апельсины, вызывавшие у всех хохот. При доставке они так сжимались, что становились не больше куриного яйца, а кожура сама отходила. Вот она — живая и наглядная работа быстрой компрессии!

— Что стало бы с яблоками,— с иронией замечает Тутубалин,— если бы их дали нам с Родионом. Когда мы «нырнули» на четыреста пятьдесят метров, воздух сделался таким «гус1ым», что, казалось, его не вдыхаешь, а пьешь. И чувствуешь, как он в тебя втекает.

— А под конец, помнишь, Володя,— говорит Родион,— газету развернули, и она словно зависла в «воздухе», читай — не хочу...

— А я, откровенно гс^оря, никак йе мог привыкнуть к... снам,— смущенно произнес Подымов,— да и не толькЪ один я. На глубине мы все видели удивительные цветные сны. Почему? Для нас это загадка...

Только сейчас я обратил внимание на то, что Володя Подымов участия в раз-говоре почти не принимал. Разговорить его я так и не смог. Он отвечал односложно и нехотя. Лишь спустя Некоторое время мне удалось выяснить, что Володя закончил Московский авиационный институт, а попал на работу в Институт океанологии. Однако издесь не было момента случайности. Подымов # занимался в клубе любителей подводного плавания «Волна», а на курсах водолазов-глубоководников встретился с Тутубалиным...

Ребята смеются. Они испытали и прочувствовали жизнь в другом измерении. И вышли победителями. Но акванавты довольны не только результатами эксперимента, которые еще будут изучать различные специалисты и ученые. Радость идет и от того, что работают они на будущее покорение, освоение океана. И еще — им теперь лучше, чем кому бы то ни было, известно, что человек способен на многое и возможности его велики...

Геленджик — Москва

4