Вокруг света 1986-01, страница 29

человеком — Борисом Ильичом Меркуловым. Он и в должности подобной состоит — начальник Фарабской дистанции защитных лесонасаждений Среднеазиатской железной дороги. Коллеги, выходит. Только о снежных заносах Меркулов и думать не думает.

Среднеазиатская железная дорога — самая южная в нашей стране,— пересекая Каракумы, проходит по сыпучим подвижным барханным пескам.

Мы ехали с Борисом Ильичом в кузове крытой автомашины. У Меркулова совершенно белые волосы, красное, как будто иссеченное песчаными вихрями лицо...

Мелкий песок висел в воздухе, засасывался сквозь щели задней двери, пыль противно скрипела на зубах. За боковым окном проплывали лишенные какой-либо растительности пологие песчаные холмы.

Мы держались руками за крышки длинных ларей-сидений, устроенных вдоль бортов кузова, и крышки эти поднимались вместе с нами на каждом ухабе, грозя оторваться или, по крайней мере, хорошенько прищемить нам руки.

— Наш враг и враг злейший — это песок,— говорил Борис Ильич срывающимся от тряски голосом.— Песчаные заносы постоянно угрожают многим участкам железной дороги.

Меркулов вспомнил, что постройка железной дороги через пустыни Каракумы и Кызылкум считалась раньше безумием — ведь при малейшем дуновении ветра путь сразу засыпали пески.

Первые шаги в изучении сыпучих песков и закреплении их кустарниками-песколюбами были сделаны почти сто лет назад. Правда, широкого распространения опыты не получили. В 1888 году ученый-лесовод В. А. Па-лецкий все же заложил здесь первый песчаный лесопитомник площадью полгектара.

Меркулов смущенно называл эту цифру — теперь Фарабский лесопитомник разросся до ста с лишним гектаров. Да еще в Эне-Кулиевском питомнике — сорок гектаров, в Зергер-ском — столько же.

Протяженность пескозаносимых участков на всех наших железных дорогах составляет около трех тысяч километров, из них 850 падает на Фа-рабскую дистанцию. Меркулов говорил об этом с нескрываемой гордостью — вот сколько приходится защищать его лесоводам!

— Что же растет здесь у вае без воды и, можно сказать, без земли? — поинтересовался я.

— Кандым, саксаул, черкез,— энергично перечислял Меркулов.

Тем временем наша машина затормозила, мы с облегчением распахнули двери и выскочили из запыленного кузова прямо под высокое саксауловое дерево.

— А раньше здесь никакой тени не было,— заметил Меркулов и быстрым шагом пошел навстречу до черноты загоревшему пожилому человеку в широкополой фетровой шляпе.

Несколько слов по-туркменски (Меркулов в совершенстве владеет этим языком) — и мы познакомились.

— Хамра Эгамбердыев,— неторопливо представился встретивший нас туркмен.— Начальник производственного участка.

Среднего роста, с точеным прямым носом, по темпераменту, кажется, противоположность начальнику дистанции. Руководит Хамра участком уже тридцать пять лет. Начинал здесь рабочим, потом окончил техникум. На его участке от станции Зергер до станции Мары 130 километров сплошных барханных песков.

Эгамбердыев сразу же повел нас на маленькую станцию Караул-Кую — до нее с полкилометра.

Узнаю, что эту станцию лет двадцать назад песок просто-таки одолевал. Лопатами рельсы очищали. Поезда еле-еле тащились. А теперь, она ограждена псаммофитами — растениями-песколюбами. Здесь мастер Кадыр Бабаев большое дело сделал вместе со своими рабочими и женой Базыргуль. Она тоже мастер, дипломом «Мастер — золотые руки» награждена.

Когда познакомились с Кадыром и Базыргуль, выяснилось, что у Кадыра еще отец работал «на песках»...

Села в небольшой побеленной мазанке, притулившейся к посадкам метрах в пятнадцати от железной дороги. Во дворе, в тени, плотно сгрудившиеся овцы. Базыргуль не ходила, а летала. Худенькая, все делала живо, все у нее в руках горело, успевала и чай подать, и горячие лепешки. Из-за двери высовывались чернявые ребячьи головы.

Одну за другой опустошали мы пиалы с зеленым чаем, вели неторопливую беседу, изредка перебиваемую точными и нужными репликами Меркулова.

— Пески,— с кажущимся равнодушием говорил Хамра Эгамбердыев,— они коварные...

Постепенно начинаю представлять технологию выращивания посадок саксаула и способы защиты пути от песчаных заносов. Выясняю, что лучшие всходы саксаула и черкеза получают в январе. Потом сеянцы вывозят на перегон и там при помощи лесопосадочной машины или вручную — если техника не может пройти — закладывают полосы. Затем наступает время ухода за почвой и саженцами. «Живой заслон» не только закрепляет пески, но и предохраняет грунт полотна от выдувания ветром.

Применяют и механические защиты — нарезают специальными тракторными бороздорезами канавы и устанавливают в них щиты. Клеточные и линейные защиты делают из ка

мыша, растущего в пойме Амударьи.

«Нарезают» также пескоулавли-вающие траншеи, которые не только задерживают песок, но и собирают влагу. Песок на дне канав увлажняется, создаются условия для роста кустарников.

Здесь пробуют закрепить пески и специальными вяжущими средствами, созданными на основе нефтепродуктов. Но Меркулов, Эгамбердыев, Бабаев считают, что какой бы вид защит не применялся, лишь тогда пески будут полностью остановлены, когда на них будет растительность.

Здесь же, в семье Бабаевых, я услышал от Меркулова о том, как в 1970 году начали реконструировать линию Чарджоу — Кунград, проходящую почти целиком среди сыпучих песков. Строили новые станции, прокладывали линии связи, расширяли полотно. Бульдозеры и экскаваторы полностью уничтожили пескозащиту на многих километрах. Потревоженные пески зашевелились и, ничем не удерживаемые, поползли на железную дорогу.

Тогда-то фарабские лесоводы за три года сумели сделать то, что в обычных условиях требует пятнадцати-двадцати лет.

За сезон управились с первой очередью противоаварийных работ, потом пошли «вглубь» и «вширь». К моему приезду уже ничего не напоминало здесь о ЧП.

Перед отъездом я снова побывал в Фарабе и познакомился с Саритой Ахмедовной Сучковой. Она руководит опытной пескоукрепительной станцией Всесоюзного научно-исследовательского института железнодорожного транспорта. Ей помогает старший инженер станции, энергичная — под стать своему мужу — Анна Алексеевна Меркулова.

— Фарабская дистанция — опытный полигон нескольких институтов,— словно на научном симпозиуме докладывает Сучкова,— А Зергерс-кий питомник видели? — неожиданно спрашивает она.

— Да,— ответил я,— понимая, что она хочет услышать от меня восторженные слова об огромном гранатовом саде, винограде, который тоннами собирают лесоводы, арбузах, помидорах... И конечно же, о бесчисленных розах питомника.

...На обилие цветов я обратил внимание и в хозяйстве Дмитрия Васильевича Фирсова. Вдоволь побродив по снегозадерживающим лесополосам, мы возвращались пригородным поездом на базу. Солнце уже почти зашло, и его косые лучи у каждой переездной будки, посадочной платформы, у каждого железнодорожного здания, стоящего неподалеку от линии, выхватывали, высвечивали яркие клумбы, созданные лесоводами-путейцами.

Ю г о-В осточная — Среднеазиатская железные дороги

27