Вокруг света 1988-11, страница 40

Вокруг света 1988-11, страница 40

запах. Теперь дорогу преграждала только невысокая наторошенная совсем недавно гряда битого льда. Умка приблизился к ней, прикрыл левой лапой свой черный блестящий нос и выставил голову над верхним срезом гряды.

С возрастом клыки у моржа стираются почти до основания. Тогда от частого недоедания старик становится злым, легко раздражается, а при сильном голоде способен даже съесть детенышей своего рода. Потому стадо изгоняет его. Но суровые законы жизни не позволяют Кэглючину уходить далеко от соплеменников. Ведь даже один их вид, пусть издалека, создает иллюзию безопасности и вносит в сознание относительный покой.

С Одиноким Моржом, Умка знал это, справиться гораздо легче, чем с рассвирепевшей матерью, защищающей своего детеныша. А в стаде, когда матерей много, моржи вообще перестают бояться Властелина Льдов и дружно бросаются ему навстречу, высоко задрав головы и нацелив в охотника сверкающие клыки. Однажды Умка познакомился с этим ужасным оружием. Прошло уже несколько лет, но удар, который ему нанесла в бок моржиха, не забывался. Ребро срослось, однако постоянно ныло на перемену погоды. И вот сейчас Умка опять ощутил знакомую боль. Он поерзал на брюхе, подергал шкурой на боку. Боль чуть притихла. Умка осторожно огляделся. Льды дремали в тишине и покое, заливая глаза отраженными сверкающими потоками света. Тогда Умка посмотрел выше. Из-за горизонта на северо-западе, откуда приходит затяжной и сильный экэйгын — ветер с дождем и снегом, по бледно-голубому небу веером протянулись тонкие белые лучи. Умка долго разглядывал их. Эти лучи-облака, расчертившие чистое всего несколько минут назад небо,— предвестники длительной непогоды. Умка прислушался и уловил басовитый гул. Значит, там, высоко-высоко, уже дует ветер. Постепенно он будет опускаться, голос его станет звучать громче, первые несильные порывы вылижут бока торосов, найдут в укромных, теневых местах рассыпчатые горсти снега и, прочесав ими льды, поднимут в воздух белесые клубы. Спины-па-руса торосов напрягутся, заскрипят — и двинут льды на восток, в места, откуда приходит отдыхающий ночами хозяин всего живого, могущественный Тиркытир — Солнце.

Умка сначала приподнялся, а затем, выбирая проходы между глыбами льда и стараясь подальше обойти Кэглючина, пополз к пологому скату тороса. Льдина скрипела и мелко непрерывно дрожала, поэтому Умка не особенно таился. Скоро он переполз за боковую грань тороса, которая закрывала Кэглючина. Там охотник привстал и медленно, стараясь не наступать на рассыпанные кругом обломки льда, полез на верхушку тороса. Оттуда стало хорошо видно моржих с детьми, и Умка лег: если

моржихи заметят охотника, сразу дадут сигнал тревоги, некоторые начнут прыгать в воду. Кэглючин тем более не останется на льду, а охота на Рыр-ку в воде — дело бесполезное. Неповоротливый на льду, морж в воде становится ловким, стремительным и отважным бойцом даже в одиночку. Бывает, Рырка в воде сам нападает на Властелина Льдов. И если не побеждает, то непременно обращает врага в бегство. Так что, справедливо рассуждая, в Арктике два властелина. Один — льдов, второй — вод.

Понаблюдав за моржихами, Умка медленно двинулся к краю тороса. Вначале взору открылись задние ласты, потом огромное брюхо, все в морщинах, потом раскинутые в стороны передние ласты и, наконец, усаженная шишками голова. Маленькие глазки Кэглючина были закрыты. Охотник тихо отступил. На бугристом склоне тороса он пошевелил лапой несколько ледышек и, выбрав глыбу поувесистей и покруглей, осторожно покатил ее вверх, толкая носом и лапой. У края обрыва он еще раз быстро глянул вниз, передвинул глыбу чуть левее и толкнул ее.

Кэглючин так и не услышал ни одного настораживающего звука.

1

Накануне мы вернулись с материка из отпуска, из пропыленного и загазованного города, и в слуховое окно чердака бревенчатого двухэтажного дома на чукотском мысе Валькарай наблюдали великое переселение. Дом располагался на центральной усадьбе совхоза, откуда нам и предстояло вернуться к себе, на перевалбазу. В десятке метров от нас волны набегали на серый галечный берег. Шуршание воды в камнях, шипение пенных шапок, плеск накрывающих друг друга валов, рев огромных животных, крики птиц и хруст льдин сплетались в единый вечный гул.

Моржи уплывали на зимовку. Наступил сентябрь. Новый осенний лед начал стягивать отмели, закрывая места кормежек и усложняя выход на берег и старые льды для отдыха.

Путь моржам предстоял неблизкий: из Восточно-Сибирского моря через пролив Лонга, Чукотское море, за Великий Пролив на зимовальные лежбища в северной части Берингова моря. В сентябре природа часто помогает моржам, посылая устойчивый западный ветер. Этот ветер взламывает края ледяных полей, и собравшиеся на них моржи получают прекрасные «плавсредства» для далекого путешествия.

Льдины двигались недалеко от берега нескончаемой вереницей. Вооруженные биноклем и подзорной трубой, мы наблюдали их довольно долго. Около полудня, окруженная россыпью небольших кусков, выплыла огромная льдина, высоко поднятая над водой. Это был кусок застарелого пакового поля метров триста длиной и

с полсотню шириной. На восточной, «носовой» трети льдины находилась ровная чистая площадка, и там вповалку лежало десятка два моржей.

— Вот это кораблик! — восхитилась жена.

— Ага, «Летучий голландец»,— подхватил сын.— Нет, Ледяной! А команда вся отдыхает, как пираты после добычи... Смотрите, какой один морж — совсем желтый!.. Вр-он, на другой стороне...

Чуть левее отдыхающей «команды» лед был всторошен. Оплавленные летним солнцем глыбы льда громоздились до самой «кормы», где торчал целиковый торос метров в пять высотой. Под ним неподвижно лежал огромный морж, а рядом металось какое-то желтое пятно.

— Это не морж! — опять закричал сын.— Он пляшет!

— И правда — пляшет! — Жена, смеясь, отвела в сторону подзорную трубу: — Это Умка! — Она опять прильнула к окуляру: — Ой, какой веселый! И точно — как пират после добычи. Поймал моржа и радуется.

— Умка-победитель,— сказал сын.— Смотрите, уха одного нет. Морж, что ли, откусил?

Льдина выплыла против дома, и я наконец простым глазом различил зверя. Да, это был огромный белый медведь. И действительно, он плясал рядом с неподвижным моржом. В жизни не видел ничего подобного! Медведь размахивал передними лапами, соединял их над головой, разбрасывал в стороны, а потом с силой стучал в грудь или по блестящему желтому брюху. А здоровенный, тонны на полторы, морж лежал неподвижно в неестественной для живого существа позе — к нам спиной и мордой. В полуметре от его головы лежала ледяная глыба темно-розового цвета. Я попросил бинокль. Глыба была залита кровью. Свежие пятна ее ярко блестели и вокруг неподвижного тела.

— Умка взял «Ледяного голландца» на абордаж,— сказал я.— И совсем недавно. Наверное, Умка стукнул моржа вон той ледышкой.

— А теперь он празднует победу?

— Да, это танец победы над могучим врагом. Когда Умка ловит нерпу, он веселится гораздо меньше, ведь такая добыча попадается почти каждый день. А моржа он осилит, может быть, всего несколько раз в жизни.

Льдина между тем проплыла мимо поселка и исчезла за сверкающими волнами, завесами снега и потоком солнечных лучей. Словно растаяла. Я тогда и подумать не мог, что это видение — колечко из цепи одной старой и немного таинственной истории.

Наступила зима. Мы уехали на перевалбазу, к месту своей работы.

Однажды жена с сыном отправились на лыжную прогулку вокруг дома. Собаки, конечно, увязались следом. Сначала до меня долетали веселые крики и взбудораженный визгу-чий лай: вся ватага каталась с нашего

38