Вокруг света 1988-11, страница 38

Вокруг света 1988-11, страница 38

вас пока чаем с медком угощу.

Потом нас потчевали свежим караваем, как лакомством. Такой «самостоятельной пищей» белый хлеб считался еще в Древней Греции, но был он только на столах богатых людей. А в средневековой Руси для царя, его семьи и придворных в Государевом хлебном дворце в Кремле (там, где теперь расположена Оружейная палата) семьдесят басманни-ков выпекали и «хлебы чистые зело», и «хлебы с медом», и басман (ржаной с особым узором — «басмой»).

Народ же ел ржаной хлеб, по праздникам — ситный, решетный, знаменитые древнерусские ковриги, калачи и, конечно, караваи. Их пекли женщины дома, но были и специальные пекарни. Большие называли палатами, маленькие — «хлебными избами».

Именно так нравится Зое Карповне называть и здешний музей хлеба. Наверное, это название пошло после знакомства с русским литературным памятником XVI века «Домостроем», в котором все хлебное тогда на Руси называлось одним словом «прис-пех» — насущная, главная, значит, пища.

В старину к мастерам-хлебопекам из-за уважения к их труду и отменное качество изделий обращались по имени-отчеству. Знаменитые московские калачи дореволюционных лет в честь хозяина булочной-пекарни Ивана Филиппова назывались «филип-повскими». Вот бы наладить их выпуск сегодня, а заодно вернуть булочным их символ-знак: деревянный или железный витой крендель с позолотой, что висел в свое время над входом в булочные по всей Москве — в Калашном, Хлебном и других переулках.

— А теперь к нам, в «Хлебную избу», пожалуйста,— напомнила мне Зоя Карповна.

И мы, поблагодарив хозяйку за угощение, пошли по селу к зданию Дворца культуры.

...В углу стояла большая, потемневшая от времени деревянная квашня. Вплотную с ней — лопата и мочва (долбленое корыто для замеса теста). Дальше — русская печь. На полу и на низкой некрашеной скамье — глиняные кринки, горшки, махотки, ковши для воды, совок для муки.

В старину кубанское зерно называли «добра пшеница». Теперь научное имя ее «сильная», из нее и мука и хлеб — всегда хороши. Правда, вкус городского «посуровел»... А вот станичный пахучесть сберегает. «Нам нельзя иначе: честь казацкая не велит»,— степенно объясняют старики.

Весь в зелени двор дома 125 на Советской улице. На траве — тяжелый украинский плуг, деревянная борона, соха, жернова из местного ракушечника.

— Это тоже история хлеба... Так я у себя все и поставила, чтобы не затерялось. Кому интересно, ко мне приходят смотреть,— как бы оправдывалась за свой филиал «Хлеб

ной избы» Зоя Карповна.

— А кто зачин этому доброму делу положил? — поинтересовался я, рассматривая старинные сельскохозяйственные орудия.

Годунова не спешит с ответом, приглашает в дом. Показывает аккуратно переплетенную рукописную книгу-альбом «История станицы Ка-мышеватской». Автор ее — учитель местной школы, который проработал здесь больше полувека, Афанасий Борисович Годунов — муж Зои Карпов-ны, ныне, к сожалению, покойный. Как-то однажды пришел Афанасий Борисович в школу и спросил ребят, знают ли они, сколько лет станице Камышеватской. Никто не поднял руки. Вот тогда-то и предложил учитель создать музей хлеба: ведь история хлеба — это история станицы. Двадцать восемь мельниц было когда-то в Камышеватской, отовсюду сюда зерно молоть возили... Ребятам идея понравилась, да и взрослые не остались в стороне.

На следующий же день к Годунову пришла старушка:

— Вот отыскала в чулане старинный кувшин. Зерно от фашистов в нем прятала. Берите.

Находка оказалась очень ценной: греческая амфора для хранения зерна.

Первая колхозница, бабушка Нина, отдала сгупу из корневища дуба. Ею еще до революции пользовались. И хозяйка в годы войны в ней зерно толкла для себя и партизан отряда «Клим».

Приносили безмены разной формы — для взвешивания, грохота — зерно очищать, старинные катки из камня для обмолота зерна (на одном был выбит год— 1890). Каменные катки — не местные, их обменивали на рыбу у запорожцев.

Нашли сведения об основании станицы. В 1778 году появились здесь первые переселенцы, а переименован курень в станицу в 1848 году. Отыскали как-то памятник со звездою и рядом ящик с зерном. На камне слова: «Мы наш, мы новый мир построим своею собственной рукой». Это — весточка из легендарного восемнадцатого.

Так рождался музей хлеба колхоза «Россия».

Хлеб в домах выпекали и раньше. Когда же появилась в музее папка «Рецепты русского домашнего хлеба», дела пошли веселее. Соревнование началось, чей каравай вкуснее.

Вот тогда в станице и устроили в первый раз показательную выпечку домашнего хлеба. Было это три года назад. Александра Ильинична Мули-кова самый красивый и вкусный каравай испекла. С того дня зачастили к ней соседи: кто за праздничным калачом, кто за закваской, а то и просто полюбоваться, как хлеб по субботам творит.

Добрый обычай живет сегодня в станице: где печет хозяйка караваи — гостей всегда полон двор...

Краснодарский край, станица К ам ы ш еватс к а я

ПРОЛОГ

Умка принюхался. Пахло пресными льдами, соленой, с примесью резкого рыбного духа водой, а также нерпой. Но нерпу сейчас поймать трудно: много свободной воды, и она может ухватить глоток воздуха в любом месте. Вот льды скуют свободную воду, тогда нерпа примется за устройство отдушин, возле которых ее не так уж и трудно подкараулить.

И тут ноздри Умки ухватили густой острый запах. Медведь поводил носом, определил направление, откуда повеяло Большой Добычей, и медленно поднялся на задних лапах. Да, вон они, моржи. На соседней льдине. Целое стадо. А что за бурое пятно в стороне, под торосом? Это тоже Рыр-ка — морж. Наверное, Одинокий Старик — Кэглючин. Умка заходил по кромке льда, опуская голову вниз. В воду лезть не хотелось, но другого пути к добыче не было. Он выбрал удобное, с ложбинкой, место, развернулся задом к воде и, придерживаясь за лед когтями передних лап, осторожно опустился в неподвижную воду. Погружение совершилось так аккуратно, что не раздалось ни одного всплеска. Охотник развернулся в воде, нацелился на чистый, не заваленный обломками край соседней льдины и, работая только передними лапами, поплыл туда. На воде от его движений тек еле заметный вихрящийся след, быстро исчезавший.

Умка находился на середине разводья, когда ощутил толчок в левую заднюю лапу, а затем несильную боль. Он наклонил голову и увидел, как под ним в прозрачных глубинах скользнула литая продолговатая тень. Мэмыль — нерпа летом ведет себя вызывающе. Она совсем перестала бояться Властелина Льдов. Более того, она даже насмехается над ним. Лишь только Мэмыль увидит медведя в воде, сразу бросается к нему и норовит толкнуть или даже укусить. Нерпы, вероятно, пытаются таким образом отомстить Властелину Льдов за свои зимние страхи. Вон появилась еще одна, а дальше — сразу две. Надо скорее на лед. Умка усиленно заработал всеми лапами. Но, прекрасные пловцы, нерпы легко настигли медведя, окружили и замелькали вокруг гибким стремительным хороводом. Умка ощутил первый укус, второй... Поворачивать и пытаться достичь обидчиков нельзя, ничего из этого не выйдет. Только время потеряешь и охота расстроится. Нет, нужно плыть, не обращая внимания на обнаглевшую Зимнюю Добычу. Всему свое время.

Вот и льдина. Собрав тело в комок, медведь с силой выпрямился и легко, почти бесшумно вскочил на кромку. Затем подергал шкурой, освобождая мех от воды, и повернулся в сторону, откуда продолжал течь аппетитный

36