Вокруг света 1989-02, страница 36

собралась посмотреть, на что способна молодая. Как линии судьбы по ладони, читают люди по рушниковым узорам характер, ум, сноровку молодой хозяйки.

Сегодня свадьба, может, далеко не во всем копирует старый обычай, но что касается рущника, обыкновенного домотканого неглюбского рушника, то он, как и встарь, служит лучшим украшением свадьбы.

Пляшет, поет, гомонит веселье, мелькают красными «колодками», «паликами» на рукавах самотканые женские кофты, подчеркнутые черными горжетами, вязаными красными поясами, пестрыми поневами. Смотришь на веселый хоровод красок и узоров и начинаешь думать, что это смотр художественного творчества, но вот один из гостей встряхивает головой и кричит «горько» — нет, это, оказывается, свадьба!

...Со дна сундука, как из глуби веков, доставала Татьяна Федоровна Деренок рушники, сотканные матерью и даже бабушкой,— скромные, всего в два цвета, белый да красный, длиной в метр, не больше, с нехитрыми орнаментами. А вот и первый рушник, который соткала Татьяна Федоровна, когда ей было четырнадцать,— тоже скромный, на краски бедноват, а размером — так совсем малютка. Да и откуда было взяться тогда богатству красок, если нитки вольной в хате не былоЬЭто сейчас рушники цветут широко и броско — как бы сразу за себя и за те, материнские и бабушкины, что в далекие скудные годы не смогли расцвести в полную силу.

Вот уже десять лет, как действует в Неглюбке базовый пункт по развитию художественных промыслов — филиал Гомельской фабрики художественных изделий. Работают здесь двадцать пять ткачих, не считая надомниц. Ткут они покрывала, накидки для кресел, подзоры, занавески, подарочные полотенца — спрос на изделия, сработанные на деревянных кроснах, с годами ничуть не убывает.

Люблю бывать здесь, неторопливо беседовать с ткачихами, глядеть, как рождается орнамент рушника. Истинно белорусский рушник знает мотивы геометрические, а также геомет-рическо-растительные — «яблонька» и «лист», «желудь», «редька», «подсолнух»... Но тем и знамениты неглюбские ткачихи, что никогда не ткут двух одинаковых рушников — каждый по-своему неповторим, каждый как откровение души.

— Любовь к рушникам мне, наверное, от бабушки передалась,— признается мастер-экспериментатор Анна Ивановна Коржова.— Бывало, только сядет бабушка за кросна, как я тут же забираюсь к ней на колени — буду, говорю, помогать. «Ага, пама-гай, Ганначка, памагай,— соглашалась бабушка и при этом приговаривала: — А то хто ж, акромь цябе, можа мяне мяшаць». Долго же мешала я бабушке своими вопросами, пока сама не села за кросна.

Анна Ивановна разворачивает передо мной рушник:

— Этот мы соткали для заграницы — заказ оттуда пришел. Современный неглюбский рушник, конечно, немного отличается от старого: в нем начинают появляться голубой, зеленый, желтый цвета. Но душа у меня больше лежит к старому, красно-черно-белому, с чисто геометрическим орнаментом. Да вы только посмотрите на него! — Она подносит рушник к окну, поближе к свету.— Какой он сочный, теплый!

Моя рука невольно потянулась потрогать рушник, и этим жестом я даже рассмешил собеседницу:

— Теплый по цветовому ощущению.

В неглюбской школе есть кружок «Юные ткачихи». Первое, что бросается в глаза, когда входишь в здание,— сотканные кружковцами занавески и шторы с красными узорами. Этот красный мотив сопровождает тебя везде — в классах, в столовой, в музее...

Больше десяти лет отдала Татьяна Федоровна Деренок кружку «Юные ткачихи», через который прошли ни много ни мало — двести девочек. От знакомства с историей ткачества, со старинными изделиями народных мастериц Неглюбки, через постижение тайн построения узора, создания цветовой гармонии — к сотворению на старинных кроснах своего первого, а затем второго, третьего рушника — такова в нескольких словах программа, на которой строится работа школьного кружка.

— Когда мы разрабатывали эту программу,— вспоминает Надежда Владимировна Драко, директор Неглюбской школы,— то я, честно признаюсь, не верила, что учащиеся шестых-восьмых классов смогут по ней работать. Программа насыщенная, сложная — такая под силу только старшеклассникам. Я тогда — как человек в Неглюбке новый — просто не учла того, что наши школьницы сызмальства учатся у своих бабушек работе на кроснах...

В школьном кружке, насколько я могу судить, учат не столько копированию образцов ручного ткачества, сколько творческому переосмыслению их. Здесь больше всего ценится стремление к самостоятельному творчеству, к поиску своего рисунка, узора, орнамента. И не случайно, наверное, более тридцати воспитанниц кружка после окончания школы пошли учиться в художественные училища и теперь работают ткачихами в разных уголках Белоруссии.

— Сколько добра за эти годы соткано...— говорит Надежда Владимировна и показывает мне содержимое школьного сундука.— Вот хотим отвезти в Гомель на фабрику художе-ственАых изделий — пускай комиссия определит цену нашим вещам и направит их через магазины в продажу. Может, и нехитрые эти вещи, но все они сделаны с большой любовью.

Какая хозяйка откажется купить наши шторы или занавески, когда от них одних в квартире уже праздник!

И правда, как только Надежда Владимировна развернула передо мной эти изделия, так вокруг будто светлее стало.

Сейчас на базе Неглюбской средней школы действует учебно-производственный комбинат, где девочки из старших классов постигают тонкости искусства народного ткачества. Совсем недавно, прошлой осенью, мне довелось — а лучше сказать, посчастливилось — побывать на одном занятии.

В большом и светлом зале стоят в рядок пять кросен, за ними сидят девятиклассницы. Слежу за Людой Карпенок: рушник она ткет для болгарских ребят — по просьбе клуба интернациональной дружбы из села Баня Пловдивской области. Старается, чтобы вышел красивым: даже лицо полыхает от усердия. Но больше всего, сдается мне, переживает сейчас преподаватель народного ткачества Татьяна Николаевна Хрущева, недавно сменившая в школе ушедшую на пенсию Татьяну Федоровну Деренок. Переживает за все и за всех сразу: за Люду, за себя, за рушник и за Неглюбку.

Рушник, можно сказать, почти готов. Волна за волной разбегаются по четырехметровому белому полю орнаментированные узоры, обрываясь на конце красным мажором бахромы...

Скоро разлетятся девчата — кто в институты, кто в художественные училища. Но как бы ни сложилась их судьба, свет рушника всегда будет связьюать их с местами, которые зовутся малой родиной.

...Навестил я в последний приезд и мою добрую знакомую Татьяну Федоровну Деренок. Без труда отыскал дом с резными наличниками на окнах — он все такой же, каким мне впервые увиделся пятнадцать лет назад, высокий и голубой.

—- Старая я уже стала, вижу плохо, а в очках долго не наработаешь,— пожаловалась было Татьяна Федоровна.

Но стоило мне только сказать, что недавно в Ветковском этнографическом музее увидел я ее рушник и сразу его угадал, как она вмиг забыла про свои хвори:

— Я недавно его соткала, прошлой зимой. Хоть и старая я, и руки мои стали нескорые, а все, знаете, тку. Как же можно так жить, чтоб не ткать?

С осени, как уберут на огородах бульбу, и до самой весны, когда придет пора эту самую бульбу сажать, гремят по вечерам в домах Неглюбки старинные кросна, стучат берда. Ниточка к ниточке — красная, черная, белая...

Какую песню соткешь, Татьяна Федоровна, к следующему моему приезду?

Белорусская ССР

34