Вокруг света 1991-08, страница 31

По знаку князя, десяток всадников погнали перед собой и отбили к берегу небольшую партию лошадей — три-четыре сотни, может быть, из переправившихся через реку. Князь взял лассо, врезался в середину взбрыкивающего, кусающего, ржущего табуна, меньше всего обращая внимание на эти враждебные демонстрации; затем набросил лассо на ту из лошадей, которая показалась ему самой ретивой, в несколько рывков вовлек ее в галоп своего коня и вырвал из гущи ее компаньонок. Пленная лошадь выскочила из орды с пеной на губах, гривой дыбом, налитыми кровью глазами. Требовалась воистину высшая сила, чтобы противостоять ее метаниям — попыткам освободиться от лассо и вновь обрести свободу. Как только она была изолирована от своих, на нее набросились пять-шесть калмыков и повалили. Один из них насел сверху, другие сняли лассо, разом отошли, — и не единого движения. Мгновение лошадь оставалась неподвижной, затем, видя, что за исключением одного избавилась от всех своих преследователей, вскочила вдруг, считая себя свободной. Но конь становился рабом больше, чем был им прежде; вслед за материальной властью веревки и силы пришла власть искусства и разума. Тогда между диким животным, крестец которого не знал никогда груза, и тренированным всадником началась удивительная борьба. Конь взбрыкивал, вертелся, кружил, пытался укусить, кувырком бросался в реку, вновь взлетал по скользящему откосу, уносился со всадником, возвращал его на то же место, еще уносил, катался с ним на песке, вскакивал, шел на задних ногах, опрокидывался —бесполезно: всадник прилип к его бокам. Через четверть часа конь, запыхавшись, лег и, укрощенный, просил пощады.

Трижды повторилось то же самое испытание с разными конями и всадниками; трижды победил человек. В свою очередь, вышел десятилетний мальчик. При помощи лассо для него изловили самого дикого коня, какого можно было найти: ребенок сделал все, что делали мужчины.

Несмотря на неприятную внешность, эти всадники с обнаженным торсом великолепны в действии. Их кожа с бронзовым отливом, короткие конечности, дикий облик — все, до молчания статуи, которое они сохраняли в момент самой большой опасности, придавало им античный, кентавро-вый характер в ожесточенной схватке челоиока и зверя.

Позавтракали, чтобы дать время подготовить верблюжьи бега. Я заручился согласием князя выделить часть продуктов и питья нашим наездникам и, особенно, ребенку.

На берегу Волги был поставлен столб, увенчанный длинным полощущимся флагом. Это был финиш верблюжьих бегов; место старта находилось в лье от него вверх по течению реки; участники соревнования должны были двигаться оттуда, то есть с северо-запада на юго-восток. Ружейный выстрел, произведенный князем, и ответный, звук которого донесло эхо с реки, послужили сигналом к началу забега. Через пять минут показались первые верблюды, вздымающие круговерть песка. Их галоп, конечно, был на треть быстрее галопа лошадей; не думаю, чтобы они затратили больше шести-семи минут на дистанцию в четыре версты. Первый прибыл к финишу с отрывом на десять шагов от одного из соперников. Остальные сорок восемь прибыли, как члены курии, с разными интервалами. Призом было доброе казацкое ружье, которое победитель получил с нескрываемой радостью.

Настала очередь состязаний за бумажный и серебряный рубль. Всадники на голых спинах коней без узды, не имеющие другого средства управления ими, кроме коленей, должны были на скаку, не сходя с коня, подобрать бумажный рубль, навернутый на деревянный колышек. С серебряным рублем было сложнее; его клали на землю плашмя. Все эти упражнения были исполнены с удивительной лов

костью. Каждый получил вознаграждение, даже неудачники¹.

Полагаю, что трудно сыскать более счастливое население, чем эти бравые калмыки, и лучшего хозяина, чем князь Тюмень.

Последний забег окончен; 5 часов вечера. Мы сели в лодки, переплыли Волгу и вернулись в замок. Пароход объявил, дымя, что он в нашем распоряжении. Оставалось провести в Тю-меневке несколько часов. Эти часы стали истекать, как минуты.

Нужно было снова сесть за стол, снова оказать честь одному из страшноватых пиршеств, которые, можно подумать, готовились для гигантов; еще надлежало осушить знаменитый рог, оправленный серебром и вмещающий бутылку вина.

Все это было выполнено, настолько уж человеческая машина послушна своему тирану. Затем наступило время расставаться. Мы вновь потерлись носами, князь и я, но в этот раз неистово, трижды и со слезами. Княгиня просто плакала, совсем открыто и наивно, повторяя свою фразу, сказанную накануне:

— О, дорогой друг моего сердца! Я никогда столько не развлекалась!

Князь настаивал на клятве — вернуться... Вернуться в Калмыкию, да возможно ли такое!

Княгиня снова дала поцеловать мне свою ручку и обещала, если вернусь, с разрешения мужа подставить обе щеки, которые могли бы соперничать цветом со щеками маркизы д'Амаги! Хоть соблазн был велик, да Калмыкия уж очень далеко!

В 9 часов вечера мы погрузились на судно. Княгиня проводила нас на пироскаф; тем самым впервые поднявшись на борт парохода; она никогда не бывала в Астрахани. Возобновила огонь береговая артиллерия, ей ответили бортовые орудия; зажглись бенгальские огни, и раз за разом мы видели все население в довольно фантастическом свете — зеленом, голубом или красном, в зависимости от цвета вспыхивающего пламени.

Было уже 10 часов вечера, и не находилось повода задерживаться дальше. Мы сказали друг другу последнее «прости». Князь, княгиня и ее сестра, которая оставалась в Тюменевке, вернулись на берег. Судно закашляло, захаркало, зашевелилось и отошло. На расстоянии более лье мы еще слышали пушки и видели пагоду и замок, иллюминованные разноцветными огнями. Потом за изгибом реки все исчезло как греза.

Спустя два часа прибыли в Астрахань, и в мой альбом ниже слов бедной графини Ростопчиной — «Никогда не забывать друзей из России и среди них Евдокию Ростопычину» — наши три подруги по путешествию записали:

«Никогда больше не забывать Марию Петриченкову, Марию Врубель, Екатерину Давыдову. Волга, борт пироскафа «Верблюд».

Мы оставались в Астрахани восемь дней, два из них провели у князя Тюменя, а прибыли туда 2 ноября. Настало время продолжить путешествие, сказать «прощай» России Рюрика и Ивана Грозного.

Вступая в пределы Кавказа, мы пришли приветствовать Россию Петра I, Екатерины II и императора Николая².

Перевел с французского __Вл. Ишечкин

¹ Князь Тюмень оказал Дюма высшую честь по степному этикету, продемонстрировав основной набор развлечений кочевников: соколиную охоту, скачки, прогон многотысячных табунов лошадей, укрощение диких коней, верблюжьи бега, состязания наездников в ловкости. — Прим. научного ред.

² О путешествии по Кавказу Александр Дюма рассказал отдельно в книге очерков «Кавказ». Эта книга в русском переводе была издана в Тифлисе в 1861 году и переиздана издательством «Мерани» (Тбилиси) в 1988 году. — Прим. перев.

ОТ НАУЧНОГО РЕДАКТОРА

Заканчивая комментарий к путешествию А. Дюма по Волге, хочется обратить внимание не только на занимательность изложения, остроумные пассажи — тех, кто читал романы А. Дюма, этим не удивишь, — но на достаточно высокую точность в описании этнографических де

талей быта тех народов, у которых он побывал во время своего путешествия, и разных социальных групп этих народов.

А. ЖУКОВСКАЯ, доктор исторических наук

29