Вокруг света 1991-11, страница 22

Вокруг света 1991-11, страница 22

Владивостоке, о мысе Рыкова... Отец потом жег в печурке фотографии, открытки. Чтобы уцелели мы, его сыновья.

И сейчас мне слышатся вздохи тети Кати —Екатерины Сергеевны Ко-чуковой, дочери младшего из братьев, по кругосветному плаванию, когда ее, шестилетнюю, чуть не похитил какой-то раджа: вздохи по сказочной жизни в только что начинавшемся Владивостоке. Вспоминала она и Ивана Антоновича Купрея-нова —губернатора Русской Америки. И еще Шефнера. Он часто бывал у них в доме в Петербурге. Он был начальником ее отца еще во Владивостоке. Высокий, стройный, красивый. Душа компании.

Особенно запомнились мне папины рассказы о его отце, моем деде — Павле Ивановиче Рыкове. Большой портрет деда в овальной раме рядом с таким же портретом бабушки, Зинаиды Яковлевны, урожденной Давыдовой, висел у нас в столовой.

Эти портреты тоже исчезли бесследно...

Над домом и над миром проносились малые и большие бури. О прошлом старались не говорить: небезопасно было вспоминать «дрянь адмиральскую» в то мрачное время. А потом и некому стало вспоминать.

Но нет! Что-то чудом уцелело, сохранилось, нашлось. Рискуя жизнью, сберегла фотографии обоих своих дедов-и Николая, и Сергея-Ксения Александровна «Рыкова в квадрате», дочь двоюродных брата и сестры, Александра Николаевича и Юлии Сергеевны Рыковых. Вот и карточку, с которой делался в свое время тот портрет деда в овальной раме, сохранила тетя Катя. Кое-что сберегли совсем чужие люди. Кое-что нашел правнук Павла Ивановича — журналист Павел Георгиевич Рыков...

Однако лишь недавно по-настоящему открылись дальние дали. Выяснилось, что часть документов уцелела в остатках фамильных бумаг, некоторые хранятся в фондах библиотек, остальные вот уже два столетия берегут для потомков задумчивые своды здания с аркой на Дворцовой площади Питера.

И вот я открываю послужной список деда. Звенит упругий, бугристый пергамент. Вот подпись деда... Трепетно прикасаюсь рукой к тому месту листа, где полтора века тому назад лежала его рука, и пером - конечно же, гусиным! — порыжевшими теперь чернилами, настоянными на дубовом орешке, выводила вот эту, с росчерками и завитушками, подпись, чем-то неуловимо похожую на подпись отца и мою...

Отец братьев, Иван Васильевич Рыков (о нем есть статья в Русском биографическом словаре), впоследствии генерал-лейтенант флота, происходил «из дворян российской нации». По Корпусу-однокашник Нахимова и Даля. В молодости осваивал на Балтике новую технику: паро

ход. Почти то же, что сейчас космос. Вот, например, что писал в 1833 году, ратуя за новинку, один из авторов «Записок Ученого комитета Морского штаба»: «Изобретение и употребление пароходов произведет великую перемену в морских военных действиях. В этой истине, конечно, никто не сомневается. Но искусство плавания пароходов, так сказать, еще в детстве».

Ко времени появления братьев на свет капитан-лейтенант Иван Васильев сын Рыков, командуя 8-пушеч-ным пароходом «Охта», а затем «Поспешным», буксировал казенные суда с гранитным камнем из каменоломни Пютерлакс для строительства Кронштадтского форта Александра Первого. А во время сооружения Александровской колонны, как гласит вот уже полтора века настойчиво передаваемое из уст в уста семейное предание, эскортировал в Петербург, именно из того же Пютерлакского карьера, судно с гранитным монолитом для колонны.

Его супруга Анна Осиповна (Иосифовна), урожденная Гаврино, вела родословную от греческих моряков, приглашенных Екатериной для службы в строящемся тогда Черноморском флоте.

В документах Ивана Васильевича Рыкова нередко встречаются краткие, но выразительные характеристики: «В службе весьма хорош и деятелен». «Поведения благородного». С не менее выразительными подписями. Скажем, десять лет, с 1846 года, капитан 1 -го ранга И.В.Рыков служил помощником капитана Кронштадтского порта. А главным командиром порта в ту пору был адмирал Фаддей Фаддеевич Беллингсгаузен. Тот самый!

МОРСКОЙ КОРПУС

Детские и отроческие годы братьев прошли вне дома. Василий и Николай сразу пошли в Корпус. А Павел и Сергей сначала воспитывались в Морской роте Александровского корпуса в Царском Селе.

Через три года одиннадцатилетний Павел перешел в Морской корпус. Тут порядки оказались куда суровее, чем в Царском Селе. Дам и нянек сменили воспитатели-мужчины. Жизнь начиналась в шесть утра. С постели — во фрунт! И горе кадету с грязными ногтями или оторванной пуговицей. Дежурный офицер холодно ронял неумолимое:

- Без булки!

Жестокое наказание! Остальным тут же раздавались к утреннему сбитню пахучие, горячие булки, на целый фунт.

Все передвижения— только

строем, под колокол или барабан. С восьми часов— «классы». Восемь «классов» в день. Предметы-от высшей математики и архитектуры корабля до фехтования и танцев. И все изучалось серьезно, прочно, надолго. Ну и еженедельные «субботники»,

с одариванием отличившихся яблоками, а нерадивых-розгами.

Случались и коллективные порки... На учебном корабле «Прохор» проводились летние артиллерийские стрельбы по щитам. Старшим над группой воспитанников был назначен мичман фон Дек. Гардемарины традиционно недолюбливали разных «фонов». Однажды между воспитанниками и их «шапероном»* возникли какие-то трения. Кончилось тем, что гардемарины чем-то обидели офицера. Фон Дек донес об инциденте по команде.

И вот в один из далеко не прекрасных летних дней прохоровцы вдруг заметили приближающийся к кораблю от Ревельской гавани наемный' ялик. В ялике стоял директор корпуса адмирал Давыдов по прозвищу Ку-димка. А вдоль бортов лежали атрибуты римских ликторов, правда, без топориков.

Пристав к кораблю и поднявшись со всеми полагающимися ему почестями на палубу, Кудимка спустился в констапельскую** к своим строптивым питомцам. Держал перед ними укоризненную речь и в заключение приказал всех... выпороть. И с теми же почестями, но уже на капитанском катере с «уборами», вернулся в Ревель.

К счастью, чаша сия миновала моего деда. Судя по расписанию, «пальба по щитам под парусами» проводилась 12 августа 1857 года. А дед свой первый офицерский чин мичмана получил 6 июня, то есть еще до выхода «Прохора» в Ревель.

Однако справедливость требует признать, что «система немедленного воздаяния» была весьма плодотворна. Потом Павел Иванович, будучи взрослым, знал и берег порядок во всем. И дома тоже. К столу всегда выходил с точностью до минуты. Последним. Когда все были в сборе. Непременно в застегнутом на все пуговицы сюртуке с белоснежными манжетами.

Зато с каким нетерпением в Корпусе ждали лета! Нет, не домашних каникул, а корабельной практики. «Скоро в поход!» И торжественно рвались и швырялись по ветру конспекты и учебники. Так и говорили, выбрасывая в окна вороха мелко изорванной бумаги: «Пускай каникулы!»

Павел с товарищами практиковался на корпусном фрегате «Кастор» под началом капитана 1 -го ранга Гаврино (не родственник ли?). Гардемарины старались вовсю. Лихо бегали по реям и вантам, часто на авралах опережая даже команду.

СЛУЖБА НА БАЛТИКЕ

Закончив Корпус, совершенствуя свое образование, мичман Павел Рыков два года плавал в качестве «пе

* Шаперон -шапочка (фр.), надзиратель (переноси,). Здесь и далее примечания автора.

** Ко н ста п е л ь с к а я — помещение в кормовой части корабля.

20