Вокруг света 1991-11, страница 50— ... каких ты уж точно никогда не встречал,— парировала остроносому Морган Ласситер. Она говорила тихо и спокойно, будто давно привыкла к выходкам остроносого. Выговор у нее был безликий, словно она училась английскому языку у компьютеров где-нибудь на Марсе. Затем она деловито кивнула Вернону: — Рада познакомиться. — Взаимно, мэм. — Вся эта компания... — Скотти умолк и, грохнув стаканом о стол, заорал: —Ну, вы, щенки, молчать! К нам пришел Верной. Вот он, наш водила Верной. Ясным ранним утром он увезет нас из этой чертовой дыры в другую чертову дыру, а потом доставит обратно. Возвращение входит в число услуг. Верной, я не ошибаюсь? — Да, — ответил Верной. Скотти махнул рукой сперва налево, потом направо. — Это Том, хороший американский фотограф. Он сгибается под тяжестью передовых достижений американской техники. Верно, Томми? — А пошел бы ты куда подальше, — заметил Томми. — Прелестно, — констатировал Скотти.— Это Найджел, певец мировой скорби. Не просто австралиец, а газетчик-австралиец. Но теперь он в Эдинбурге, в ссылке. Забылся как-то раз и написал правду. — Полностью поддерживаю мнение Томми о тебе, — буркнул Найджел. — Своего собственного мнения у него никогда не было, — не растерялся Скотти. — Вот Колин, гордость Флит-стрит, а это Ральф Уолдо Экштайн, который никому не говорит, почему его выгнали из «Уолл-стрит джорнел» и... — ... и который разделяет мнение Томми и Найджела... — Ладно, ладно. Вот что, Верной, мальчик мой. Вам, наверное, сказали, что нас шестеро. — Совершенно верно. — Но здесь, как вы без труда увидите, семь человек. Может, Морган родила? Забудьте об этом. Глупая шутка. Нет, просто даже в этой богом забытой дыре, на этом аванпосту империи, который стоит на пути из ниоткуда в никуда, журналисты умудряются выискивать друг дружку, чтобы вместе выпивать и обмениваться свеженькими враками. Вот этот господин с прекрасными усами — Хайрэм Фарли, редактор, к вашему сведению. Из самого знаменитого американского журнала под названием «Вздор». О, нет, прошу прощения, «Взор». Фарли сидел, подавшись вперед, и без улыбки смотрел на Вернона. Он молчал и, казалось, изучал глаза водителя, выискивая в них что-то. Верной почувствовал, что спине становится холодно. Уж этот человек все знает. Но каким образом? Нет, надо взять себя в руки. — Мистеру Фарли очень хотелось бы поехать завтра с нами, — продолжал Скотти.— Если можно, конечно. Он решил тряхнуть стариной и разнообразить свой отпуск. Вы уж скажите «да», пожалуйста. — Да, — сказал Верной. САТАНИНСКАЯ ПЛЯСКА Двадцать маленьких чертей-богов стояли по подстилке из пальмовых листьев. Их колени были вывернуты и согнуты, руки широко разведены; глаза зловеще блестели; из каждой пасти, искаженной сатанинской ухмылкой, торчал раздвоенный язык, готовый ужалить. В пламени свечей казалось, что идолы пляшут. Кэрби моргнул, прокашлялся и заметил: — Хорошо, Томми. Очень... впечатляет. — И тебя проняло? — осведомился Томми, опуская свечу пониже. Дьявольские тени увеличились и заплясали на стене хижины. — Действительно... очень впечатляет, — похвалил Кэрби. А тем временем на улице шло торжество в честь Кэрби и Иносента. Розита с двумя индейцами все еще искала где-то в ночи Валери Грин, но все понимали, что сегодня Царицу джунглей уже не найти. Было бы славно, если бы с нею ничего не стряслось до рассвета. Пока в одной из хижин Иносенту показывали домотканые накидки и ткани, обработанные самодельными красителями, Томми и воспользовался случаем, чтобы доказать Кэрби, что не терял времени зря и действительно сделал обещанных Чимальманов. Десяти дюймов в высоту, семи в ширину, глиняные фигурки выглядели старыми, потому что их подержали в земле и чуть побили. Кэрби не разделял верований индейцев майя, но чувствовал себя явно не в своей тарелке рядом с этими воплощениями зла. — Значит, доволен? — Глаза Томми сверкнули так же ярко, как глаза демонов. — Хорошо, Томми. Спасибо и... э-э-э пошли отсюда. Томми хохотнул, и они вышли под ясное звездное небо. Селянам нравились празднества, и, хотя их тревожило исчезновение Шины, они сидели кучками и тихо переговаривались друг с дружкой. Пласт дыма висел над землей, горшки с самогоном стучали о камни. На западе чернели горы, поглотившие Валери Грин. Закончив любоваться поделками, Иносент уселся на вынесенном из одной хижины самодельном тяжелом кресле красного дерева, которое водрузили у самого большого костра. Кресло покрыли цветной материей с узорами, настолько стилизованными за тысячелетия, что они утратили свой первоначальный реалистический смысл. На этом мягком троне и восседал Иносент, снисходительно отвечая на робкие улыбки индейцев и держа в левой руке банку из-под майонеза, почти до краев наполненную питьем. — Иносент, — позвал Кэрби, подходя. Сент-Майкл с улыбкой повернулся к нему. Он не был ни пьян, ни «подкурен». Он казался просто счастливым и умиротворенным. — Как ты, Кэрби? — Прекрасно, — Кэрби огляделся в поисках сиденья, не нашел его и опустился на землю рядом с левым коленом Иносента. — Ты-то как? — Все в порядке. Странный выдался у меня денек, Кэрби. — У меня тоже, — Кэрби потрогал царапину от пули. Индейцы вокруг них продолжали беседовать на своем языке, гостеприимно улыбаясь Кэрби и Иносенту. Томми и Луз сидели у другого костра, поджидая Розиту. — Сегодня утром я был немного не в себе, — признался Иносент.— Ты можешь в это поверить, Кэрби? — Да, ты был немного не в себе... — В основном от отчаяния. Я даже не плавал в бассейне, представляешь? Я не завтракал и не обедал. — Как-то не верится... — А все любовь, Кэрби. В мои-то годы вдруг взять и влюбиться. — В Валери Грин? — Странное дело: до сих пор я даже избегал этого слова— любовь. Я мог бы застрелить тебя, но не в силах был произнести это слово, — Иносент отхлебнул из банки. — А ты уверен? Хорошо ли ты знаешь Валери Грин? — А насколько хорошо я должен ее знать? Думаешь, я бы любил ее больше, если бы знал лучше? Мы провели вместе один день. Чисто платонически, как ты понимаешь. — Этого ты мог бы и не говорить. Иносент хихикнул. — Так или иначе, я хотел опять увидеться с ней, но этого не случилось. Всегда так: хочется пить, а вода уходит в песок. — Ты чудо, Иносент, — сказал Кэрби. — Я и не знал, что ты такой романтик. — Я никогда им не был. Сейчас мне кажется, что от этого все мои беды. Ты знаешь, почему я женился? — Нет. — У отца Франчески были деньги, а я хотел купить клочок земли. — Не может быть, чтобы только поэтому. У других девушек тоже есть отцы с деньгами. — На землю претендовали еще двое. У меня не было времени выбирать. — Но почему именно Валери Грин? — Потому что она —честный человек. Я таких честных в жизни не встречал. И умница. И серьезная девушка. И не ищет одних только развлечений. Но прежде всего — честность. — А ты неплохо изучил человека, с которым провел всего день, — заметил Кэрби.— Думаешь, плохи твои дела? 48 |