Вокруг света 1993-01, страница 45

бят самые большие шляпы, пьют коку только из больших бутылок, да и вообще много о себе воображают. Калифорния к Америке не имеет никакого отношения, и когда ее ученые участвуют в научных симпозиумах, то в списках так и указывается «делегация Калифорнии», подобно тому, как о датчанах говорится «делегация Дании». Далее стало ясно, что в понятие «Америка» не входит Детройт, потому что он — умирающий город, штат Флорида, ибо это всего-навсего курорт, Филадельфия, потому что там слишком свирепая полиция...

— Ну а Бостон,— воскликнул я как-то в отчаянии. — Хоть Бостон-то — Америка?

Сказал и сразу осекся: первое, что я услыхал в этом городе, выйдя на одну из центральных его площадей, был родной русский мат. Два таксиста возле отеля «Меридиан» выясняли промеж собой свои нелегкие, по всему видать, отношения.

В самом деле, лто такое Америка? Вопрос может показаться даже риторическим. Слишком огромная и разная эта страна. Ну скажите, пожалуйста, можно ли французу, съездившему когда-то разок в Ташкент, гордо бросить: я видел Советский Союз? А можно ли человеку, посмотревшему лишь кусочек американского северо-востока, считать, что он был в США? Так... побывал... немножко. И никак не больше.

Позволю себе некоторые откровенно дилетантские, но зато совершенно искренние суждения.

Американцы сравнительно недавно поняли, что они американцы, осознали себя в своем вавилонском разнообразии. Произошло это после второй мировой войны. Проникнуться этой мыслью должны были разные по своей религиозной принадлежности люди — христиане: протестанты, католики, православные; буддисты, мусульмане, иудеи. А по другой — «национальной шкале отсчета» — вьетнамцы, евреи, пуэрториканцы, русские, китайцы, итальянцы, арабы (список неисчерпаем).

В Америке все они — кто раньше, кто позже — нашли себя. Стали американцами. Это не пустые слова. Разговаривая со своими студентами о проблемах национализма, я однажды задал им вопрос: так кем же в первую f очередь считает себя выходец из Ита

лии, Китая, арабских стран, чей род переселился в Америку — католиком-f итальянцем, мусульманином-ара

бом?.. Ответ был однозначен — американцем!

При всем при том национальные различия сохраняются. Да, они все американцы, но каждый из них остается китайцем, арабом, евреем, русским. China town (китайский квартал) в Нью-Йорке — это не туристская экзотика, но остров китайской жизни, естественным образом вписавшийся в простор огромного города. Менее впечатляюще выглядит соседствующая с Чайна-таун «Маленькая Италия». Но это, наверно, оттого, что Нью-Йорк и

без того достаточно итальянизирован. Говорят, что итальянцы и евреи вместе составляют больше половины населения города. Хотя кто его знает. Ведь нет же, например, на здешнем телевидении программы на итальянском языке или на иврите. Зато есть ис-паноязычная — для выходцев из Латинской Америки, которых здесь пруд пруди. А арабов! В самом центре на Бродвее в четырех магазинах из пяти я сумел поговорить по-арабски, а в одном, поразив хозяина цитатой из Корана, сбросить с цены полсотни долларов.

Хамильтон же, как и большинство малых населенных пунктов штата Нью-Йорк, с этнической точки зрения сравнительно однороден. Основатели его, выходцы с Британских островов, появились здесь в самом конце восемнадцатого века. Их потомки и составляют основную массу населения здешних мест. В Хамильтоне этнические меньшинства представлены многочисленной обслугой китайской хар-чевенки. Впрочем, есть здесь и сравнительно недавние выходцы из Европы, Швейцарии, Латвии, России, которые так или иначе не забыли о своем происхождении. Видимое невооруженным глазом этническое разнообразие представлено здесь прежде всего студентами и преподавателями славного Колгейтского университета.

.. .Начал я с велосипеда, а вот, поди ж ты, кончил рассуждениями об американском народе. Терпеть не могу дилетантизма, а сам вот впал в любительство. Сразу скажу: автор не претендует на окончательную истину и склоняет голову перед любой конструктивной критикой.

Есть такое выражение, точнее, словосочетание — «зажравшаяся Америка». Я его часто слышал в Москве. Да в свое время и сам его повторял. Нет, Америка не зажравшаяся. Она — заработавшаяся. Упорным, муравьиным трудом достигли американцы того, чего они достигли.

И все-таки... Разве нет у Америки проблем? Есть, успокойтесь, принципиальные критики американского империализма. Есть, и очень немало. Одна из главных — негритянский вопрос. Давно уже никого не линчуют, и темнокожее население на практике пользуется всеми теми же правами, что и белые. Негры входят в правительство, занимают крупные посты в вооруженных силах. И все-таки остался негритянский вопрос, хотя и приобрел он несколько иные очертания.

Когда экзаменационная сессия в Колгейте уже близилась к концу, в университете произошло ЧП. У слепого студента-негра украли специальный компьютер. Я узнал об этой истории из небольшого плаката, вывешенного в холле. Такие плакаты появились во всех учебных зданиях. В них говорилось, что эта кража — позор для всего университета, а в заключение следовало обращение к похитителю вернуть украденный прибор.

— Как могли сделать такую подлость? — спросил я своего знакомого.

Он подумал и ответил:

— Скорее всего из-за денег. Компьютер особый, стоит очень дорого. А могли просто отомстить свои, негры, чтоб не выпендривался.

— Как это?

— Да так. У части негритянского населения существует весьма своеобразный комплекс неполноценности. Он заключается в том, что люди отказываются верить в свою способность добиться успеха, обойти белых в той или иной области. Отсюда возникает раздражение против тех, кто дерзает конкурировать с белыми. Вот, может быть, кто-то и решил таким образом напомнить парню его место.

Надо сказать, что среди негритянского населения, особенно молодых людей, распространено — и притом достаточно широко — убеждение в некой абсолютной вине перед ними белых. В свою очередь, американское государство само испытывает нечто вроде комплекса вины перед темнокожими согражданами и готово эту вину искупать. В частности, это находит выражение в целой системе приоритетов для негритянской молодежи (а заодно и выходцев из испаноязычных стран) при поступлении в университеты. Существует, однако, и такое мнение, что подобного рода поблажки себя не оправдывают, поскольку создание тепличных условий расхолаживает молодых людей, создает у них ложные иллюзии того, что можно добиться многого, не прилагая серьезных усилий.

Но такие взгляды высказываются полушепотом, ибо не дай бог прослыть консерватором или, того хуже, реакционером, да еще и с расистским уклоном. Для преподавателя университета, например, такая репутация может стоить места. (Демократия демократией, но осторожность никогда еще никому не помешала!) Мне, во всяком случае, посоветовали в этот щекотливый вопрос не лезть.

Предупредили, что само слово «негр» или «чернокожий» не просто нежелательно, но даже звучит оскорбительно. Выражаться следует культурно: afro-american. Ну что ж, афро-американец — это звучит гордо!

По правде сказать, в то время как одни афро-американцы мне глубоко симпатичны, то другие —как раз наоборот. Симпатичные — это и мои коллеги из Колгейта, и умные работящие студенты. Несимпатичных я ви-^ел, например, в столице штата Нью-Йорк — Олбани, где оказался как-то в один из длинных осенних вечеров: на нескольких перекрестках города тусовались темнокожие молодцы с дубинками в руках. Сразу пропало чувство безопасности, хотя сидел я внутри автомобиля. Дальше можно, конечно, распространяться о том, что шпаны и преступников пруд пруди не только среди черных. Можно учено и вполне по-марксистски связать рост преступности американской молодежи, особенно негритянской части, с ее «соци-

43