Вокруг света 1993-01, страница 43

I

канскую известность. Марта — советолог. Удостоилась быть упомянутой в одной из наших брошюр былых времен как «буржуазный ученый», чего-то там исказивший. Ее позицию можно определить следующим образом: симпатизирует, но иллюзий не питает. Марта часто публикуется в крупнейших газетах: «Нью-Йорк тайме», «Лос-Анджелес тайме». Приглашали ее на телевидение. На прямой эфир она опаздывала, и телекомпания прислала за ней самолет (небольшой, конечно, но все-таки). ^ В Колгейте я оказался не столь доро

гим гостем из почти братской великой державы, сколь обыкновенным преподавателем, правда, носившим респектабельный титул «visiting professor», что-то вроде «приглашенный профессор». Спору нет, отнеслись к новичку более чем с симпатией. Но с первых дней стало ясно: дружба дружбой, а служба будет нелегкой. Так оно и оказалось. И хотя местная публика и начальство в лице завкафедрой Майкла Джонстона сквозь пальцы смотрели на погрешности моего условно-английского языка, завышение оценок подопечным и так далее, в целом я постепенно вошел в жизненный ритм преподавателя этого солидного учебного заведения США, а заодно и обрел некоторые черты обывателя американской провинции.

Потому-то и на Нью-Йорк взирал не ошалевший от бескормицы москвич, а рассудительный, решивший мир посмотреть и себя показать хамильто-нец.

Хамильтон — город совсем маленький. Лежит среди холмов, точнее, на краю восточных Аппалачей. На холмах по обочинам шоссейных дорог — фермерские поля. Возник Хамильтон давно — в 1794 или 1795 году. Основала его переселенческая община, руководимая Самуэлем и Элишей Пейнами. Элиша Пейн купил кусок земли, на которой сегодня раскинулась добрая половина нынешнего города. Собственно Хамильтона, как такового, в то время и не было, а было поселение, в просторечии именовавшееся «Пей-новым Углом». Название Хамильтон «Пейнов Угол» получил от имени одного из борцов за свободу Соединенных Штатов, адъютанта Джорджа Вашингтона — Александра Хамильтона, бывшего кумиром Элиши Пейна. Слу-? чилось это в 1817 году. С тех пор Ха

мильтон ни разу не переименовывали.

Хамильтон показан далеко не на всех картах. Город-то и впрямь небольшой. В центре его — продолговатый сквер с миниатюрным прудиком — шагов пятьдесят по окружности. По периметру сквера — почта под национальным флагом, баптистская церковь (в задних комнатах которой во время выборов заседает нечто вроде избирательной комиссии), отделение банка, единственная в городе гостиница, китайский ресторанчик, шикарный (единственный в нашем Хамильтоне) магазин готового платья «Ник энд Нора» и закусочное заведе

ние под названием «Наутилус», на стене которого хозяйки начертали свое кредо: «Мы не готовим сандвичи, мы — конструируем их!» И они их там действительно конструируют —

огромные, похожие на подводные лодки. Кстати, на сленге сандвич зовется «сэб» — подлодка, значит.

Что еще есть в славном городе Хамильтоне?

Небольшая уютная библиотека, к которой очень подошло бы слово «изба-читальня»: перегороженная полками зала красивого дома. Миниатюрный торговый пассаж, состоящий из нескольких магазинов, пункта проката видеокассет, ресторанчика...

Велосипедная мастерская, в которой велосипед можно починить, накачать шины, приобрести к нему всякие причиндалы, сумку, например. Кстати сказать, велосипед был моим основным средством передвижения — полугоночный, с 12 скоростями, несколько раз чиненный. Велосипед мне дал покататься (на семестр) муж Марты — Тони, знаток нашей литературы, автор нескольких детективов на темы из советской жизни.

Велосипед расширил мой кругозор. Я смог разъезжать в радиусе нескольких миль от хамильтонского центра. Объехал озеро Вудмэн, северный берег которого порос вполне отечественного вида рогозом-камышом. Добрался до местного хамильтонского аэродрома. Все самолеты на нем частные. И летают они, когда хотят и, по-моему, как хотят. Надо сказать, что зрелище это не совсем привычное: в небе над маленьким-маленьким городком все время кто-то порхает. Особенно заметно это ночью.

Нельзя сказать, что езда по хамиль-тонским окрестностям — сплошное удовольствие. Дороги замечательные. Но вот холмистость местности не позволяла совершать длительные путешествия: ехать с горки приятно, зато выкарабкиваться из низины... Однако велосипед — наиболее безопасное из механических средств передвижения. Шоферы не просто уважают велосипедиста, они боятся человека, сидящего верхом на велике. Задеть, свалить велосипедиста, пусть он и отделался, что называется, легким испугом, чревато для водителя не просто штрафом, но и перспективой платить несчастному немалую компенсацию, чуть ли не пенсию. А что делать, если последний докажет, что он пострадал пожизненно, например, стал от испуга импотентом — а такой прецедент в самом деле был. Так что, если ты на велосипеде — жми напролом, хошь на красный, хошь на желтый — хошь дави «форда», хошь «шевроле».

Велосипед спас меня от голода. До продовольственных магазинов было по пешеходным меркам неблизко, особенно если идти обратно с сумкой. Два больших магазина — «Великолепный американец» и «Великий союз» — расположены в северо-западной части города.

Страсть к гордым названиям распространена у американцев. Любят они

все самое великое, самое знаменитое, самое сильное, самое вкусное.и вообще все самое. Чего здесь больше? Рекламы? Самолюбования? Думаю, всего понемногу. А главное — присущая американцам внутренняя уверенность, что именно в их стране и должно быть самое-самое. Эту увлеченность своей страной они переносят на самих себя, ибо отождествляют с нею себя, ощущают себя ее частью. Американский патриотизм — это естественное продолжение чувства собственного достоинства, любви к своей семье, своему дому, городу, штату.

Давая взаймы велосипед, Тони присовокупил к нему цепочку с замком, на который следовало запирать стального коня, когда его приходилось стреноживать или оставлять на ночь под навесом сарая, служившего накопителем мусорных пакетов. Правота Тониной осторожности подкреплялась следующим обстоятельством: три (или четыре) года назад в Хамильтоне был похищен велосипед, который до сих пор не найден. Меня, у которого трижды угоняли рыжий битый «Жигуль», такого рода разбой не испугал. Впрочем, велосипед я таки аккуратно сажал на цепь каждую ночь. Береженого бог бережет. Даже в Хамильтоне.

Состояние преступности в Хамильтоне несколько отличается от общей ситуации по стране, особенно в больших городах, в Нью-Йорке, например.

Наши корреспонденты в Штатах говорили правду: преступность в Америке на высоте. Как это выглядит на практике? В передряги не попадал. Но вот атмосферу, в которой она, так сказать, заваривается^ я почувствовал. Дело было в Нью-Йорке, куда я приехал в калошах.

Итак, Нью-Йорк, вечер, метро. Причем не просто метро, а станция со щемящим душу, до боли знакомым названием «Уолл-стрит» — лежбище финансовых магнатов. Туда я отправился вечером, чтобы посмотреть, как же выглядит это примечательное местечко. Уолл-стрит оказалась темной, узкой улицей, пустынной и скучной. Видать, его владыки разбрелись по своим небоскребам. Деваться там некуда, и я отправился обратно в метро. Длинная неухоженная станция была безлюдна, лишь в самом конце платформы заметил я одинокую женскую фигуру.

Поезда не было долго, и по старинной московской привычке я неторопливо прохаживался по перрону. Внезапно за спиной раздался шум, я обернулся и увидел, как четверо молодых негров перепрыгнули через турникет, не опустив предварительно специальный жетон — «токен» (информация для поборников развитого социализма: проезд в тамошнем метро стоит 1 (один) доллар 30 центов (пересчитайте-ка на рубли), и, хохоча и резвясь, рассыпались по перрону. Они тотчас же углядели отмеченную выше одинокую женскую фигуру и деловито направились в ее сторону.

Накануне я видел фильм, где наглые насильники подстерегали свои жер-

41