Вокруг света 1993-08, страница 18

Вокруг света 1993-08, страница 18

Василий понимал, что от дымящегося ада его ничто не спасет, и опустив голову на циновку, закрыл глаза. Вагиф испуганно закричал, что его друга покинула душа. Такое известие искренне огорчило жителей селения, не увидевших долгожданного зрелища.

— До чего же слабая душа у этих белых,— объяснял он своей молодой жене.— Шел по джунглям как отважный малаец, а ванна моя ему почему-то не понравилась. Придется тебе, Силома, лечить его.

Каждые полчаса Силома поила Василия бурым отваром, источавшим резкий запах мяты и перца, от которого деревенело во рту. Головокружения постепенно проходили, утихали боли в суставах. Заботу о душевном покое своего друга взял на себя сам Вагиф. Утром он садился рядом с ним и начинал рассказывать о своих подвигах. Нередко с благоговейным трепетом вынимал из складок своего саронга затертую книжонку, украденную у голландского матроса. Дешевая история о похождениях любвеобильного кавалера не переставала восхищать его. Он свято верил, что только с помощью этой книги к Малигану вернется дух воина и мужчины.

Когда Василий почувствовал себя лучше, он смог как следует рассмотреть Силому. Застенчивая улыбка делала ее круглое лицо удивительно милым. Длинные волосы укрывали гибкое тело. Все время она носила с собой младенца, лежавшего, как в люльке, в батиковой тряпице, перекинутой через шею матери.

Не раз Силома пыталась что-то сказать по-голландски. Василий напрягал ослабевшее сознание, силясь ее понять, но безуспешно. По прошествии нескольких дней он разобрал отдельные слова, и ему, немало повидавшему за свои 25 лет, стало неловко. Глядя в бесхитростное лицо девушки, Василий понял, что она училась голландскому языку по дрянной книге, где любовь и пошлость равнозначны.

— Будет лучше, Силома, если ты научишь меня говорить на своем языке,— сказал он по-малайски.

— Хорошо, туан.

Постепенно жизнь возвращалась к Василию. Нехитрые заботы жителей селения радовали наивной простотой и успокаивали душу. Василий благодарил судьбу, что она свела его с этими людьми.

Через неделю Вагиф сообщил:

— Скоро, Малиган, мы отправимся в Аче*, куда боятся ходить люди бланда. Завтра же начнем готовиться к трудной дороге, не сойти мне с этого места!

Василий обрадовался. Его все время мучила мысль, что своим присутствием он подвергает опасности жителей селения, куда в любую минуту могли нагрянуть голландцы. Под шелест бамбука, успокаивающего, как морской прибой, он погрузился в безмятежный сон.

... Громкий звук медного гонга тревогой отозвался в задремавшем сознании. Из хижины торопливо выбежал Вагиф и застыл, вслушиваясь. Совсем рядом раздались выстрелы.

— Уходите все! Быстрее! — закричал Вагиф жителям селения.

Опасность преобразила неповоротливого раджу. Он спешил к Василию, обгоняя молодых воинов...

— Люди бланда стреляют в соседнем кампунге**,— объявил он с порога — Сюда они придут не сразу. Им надо пройти длинную пальмовую рощу. Я поведу своих людей в джунгли, а ты и Силома с моим сыном на прау*** поплывете на другой берег. Силома сильная, она справится.

— Как же ты?

— Мы уйдем так тихо, что и пугливая мышь не услышит. Люди бланда никогда не узнают, по какой троне мы пойдем.

— Ты должен плыть с Силомой! — не сог лашался Василий. — Ты должен спастись. Я один выйду к голландцам, и они не тронут остальных. Они ищут меня.

— Эй, большой белый туан. Как глупо устроена твоя голова,— искренне сожалел Вагиф.— Ты, Малиган, знаешь людей бланда хуже, чем мы, хотя у вас и одинаково белая кожа. Они убьют тебя, сожгут мое селение, а девушек уведут с собой. Ты должен мне помочь. Бери прау и спаси моего единственного сына и любимую жену! Торопись, черт подери!

Звук стрельбы становился все ближе, но Вагиф продолжал говорить:

* Аче — провинция на северо-западе Суматры.

** Кампунг — селение.

*** Прау — лодка.

— Как только вы окажетесь на другом острове, Силома отыщет дорогу к заброшенному кампунгу, а там есть еда. Мое место с моими людьми. Я их раджа, а не трусливый шакал!

Василий понимал, что не в состоянии помочь своему другу, а оставшись здесь, станет для него лишней обузой.

— Благослови тебя бог, Вагиф,— прошептал он, сжав его руку, и нетвердым шагом вышел из хижины.

Опираясь на маленькое, крепкое плечо Силомы, ему удалось дойти до берега.

— Я буду грести, а тебе, туан, придется вычерпывать воду. Прости меня,— извинялась Силома за то, что не может все сделать сама.

Василий взял высохшую половинку кокосового ореха и повернулся на бок. Простые движения давались с таким трудом, что отнимали последние силы. Они проплыли только половину пути, как подкрались сумерки. В душе Василий похоронил мечту добраться до берега.

Силома уверенно гребла и в темноте. На рассвете прау запуталась в цепких корнях мангрового дерева, росшего у самого берега. Силома выпрыгнула из нее и попыталась вытянуть ее на песок. От усталости руки не слушались, и прау оставалась на месте. Силома вынула ребенка и перенесла на берег. Младенец так ослабел, что не мог плакать. Василий постарался выбраться сам и, ухватившись за тугой корень мангрового дерева, подтянулся к невысокому краю прау, тяжело упал в прибрежный песок.

Легкая волна накрыла Василия почти с головой и немного остудила жар, никак не утихавший во всем теле. Лихорадка терзала его с упорством инквизитора.

Силома привязала прау к одному из толстых корней мангрового дерева. С этой минуты день и ночь для Василия слились воедино.

Ребенок угасал на глазах: он не брал грудь, его дыхание становилось все слабее. Еда кончилась, кипятить воду Силома боялась,— дым наверняка привлек бы внимание голландцев. На рассвете второго дня единственный сын Вагифа умер. Силома взяла его и ушла в джунгли. Она долго не возвращалась. Из забытья Василия вывел нестерпимый зуд во всем теле. Полчища рыжих муравьев ползали по нему, с остервенением вонзались в тело, оставляя множество кровавых следов.

В тот момент, когда Василий пытался перевернуться на живот и хоть как-то спасти себя от муравьев, появилась Силома. Не раздумывая, она начала действовать. В кокосовой чашке принесла воду, бросила в нее пахучую траву, оторвала длинную полоску от своего батикового саронга и аккуратно смыла кровь с тела Василия.

Наступили сумерки, Силома привычным движением распахнула кофту и взяла в правую руку грудь. Слегка разжав Василию рот, она начала его кормить. Борьба между жизнью и смертью продолжалась три дня.

Силома все чаще уходила в джунгли, чтобы найти сладкие корни или какие-нибудь плоды.

Через несколько дней на рассвете она разбудила Василия и дала выпить терпкий отвар из трав.

— Надо вернуться обратно, на ту сторону. Найти моего мужа Вагифа,— сказала Силома.

Они пошли к берегу. Василий старался не отставать, опираясь на прочную палку. У берега воздушные корни мангрового дерева цепко держали прау, хотя она заметно осела, наполнившись до краев водой. Силома одна вычерпывала воду.

— Береги силы, туан,— слова ее прозвучали как приказ.

Василий понимал, что на том берегу опасность поджидает их за каждым кустом.

Силома прыгнула в прау и помогла Василию. Ловким движением она оттолкнула ее от берега и, взяв весло, начала грести в сторону селения. Василий не заметил, как они подплыли к заросшему берегу. Спрятав прау в зарослях бамбука, пошли вперед.

Гигантские баньяны напоминали Василию величественные колонны. Сквозь густую крону дерева-рощи на землю попадали лишь лучики палящего солнца. Низкорослые, в сравнении с баньяном, кокосовые пальмы закрывали землю от света размашистыми листьями. Все деревья вокруг были увиты лианами, напоминавшими тугие пружины или крепкие морские канаты.

Силома остановилась, с укором глядя на Василия.

— Туан, если, мы будем идти так медленно, люди бланда поймают нас.

16