Вокруг света 1993-08, страница 66

силы, эманирующими из нападавшего на нее ведьмака, бьющими в нее волнами, проникающими в мозг и внутренности. Пораженная неведомым ей дотоле ощущением, она издала вибрирующий тонкий визг, развернулась на месте и устремилась в мрачный лабиринт дворцовых коридоров.

Геральт остался посреди зала. Один. Его трясло. Сколько же, подумал он, понадобилось времени, чтобы этот танец на краю пропасти, этот сумасшедший балет привел к желаемому результату, позволил ему добиться психического слияния с противником, проникнуть в глубины сконцентрированной воли, переполнявшей упыриху. Злой, болезненной воли, мощь которой породила этого уродца, девчонку-упыря. Ведун вздрогнул при воспоминании о моменте, когда он поглотил этот заряд зла, чтобы как зеркало отразить его и направить на чудовише. Никогда еще он не сталкивался с такой концентрацией ненави-сги и убийственного неистовства. Даже у василисков, пользующихся самой скверной славой.

Тем лучше, думал он, направляясь к склепу, вход в который чернел в полу огромной дырой. Тем лучше, тем сильнее был удар, полученный самой упырицей Это даст ему больший запас времени, прежде чем бестия оправится от шока. Вряд ли он будет способен на второе такое усилие. Действие эликсиров ослабевало, а до рассвета еще далеко. Упыриха не должна проникнуть в склеп до утренней зари, иначе весь труд пойдет насмарку.

Он спустился по ступеням. Склеп был невелик и вмещал три каменных саркофага. У первого от входа крышка была сдвинута. Геральт достал из-за пазухи третий флакон, быстро выпил его содержимое, спустился в саркофаг. Как он и ожидал, саркофаг был двойным — для матери и дочери.

Крышку он задвинул, только когда услышал сверху рев упы-рихи. Лег навзничь рядом с мумифицированным трупом Адды, на плите изнутри начертал мелом знак Ирден. На грудь положил меч и поставил маленькую клепсидру с фосфоресцирующим песком. Скрестил руки. Повизгиваний упырихи он уже не слышал. Вообще перестал слышать что-либо: вороний глаз и чистотел начинали действовать.

Когда Геральт открыл глаза, песок в клепсидре уже пересыпался до конца, а это означало, что он спал даже дольше, чем требовалось. Он прислушался и не услышал ничего. Органы чувств уже работали нормально.

Он взял меч в руку, другой провел по крышке саркофага, выговаривая формулу, затем легко сдвинул плиту на несколько дюймов. Тишина.

Он отодвинул крышку еще больше, сел, держа оружие наготове, высунул голову. В склепе было темно, но ведун знал, что на дворе светает. Он высек огонь, зажег маленький светильник, поднял его, и тот отбросил на стены склепа странные тени. Пусто.

Выбрался из саркофага, занемевший, озябший. И тут увидел ее Она лежала на спине около саркофага, нагая, без чувств.

Она не была красивой. Худенькая, с маленькими острыми грудками, грязная. Светло-рыжие волосы укрывали ее почти до пояса. Поставив светильник на плиту, он опустился рядом с девочкой на колени, наклонился. Губы у нее были белые, на скуле большой кровоподтек от его удара. Геральт снял рукавицу, отложил меч, бесцеремонно поднял ей пальцем верхнюю губу. Зубы были вполне нормальными. Он взял ее руку, погруженную в спутанные волосы, и тут, не успев нащупать кисть, увидел раскрытые глаза. Поздно.

Она рванула когтями по шее, кровь хлестнула ей на лицо. Она взвыла, нацеливаясь ему в глаза другой рукой. Он повалился на нее, схватил за кисти обеих рук, пригвоздил к полу. Она щелкнула зубами — уже слишком короткими — перед его глазами. Он ударил лбом в лицо, прижал сильнее. У нее уже не было прежних сил, она только извивалась под ним, выла, выплевывала кровь — его кровь,— заливающую ей рот. Он быстро терял кровь. Времени не было. Он выругался и сильно укусил ее в шею, под самым ухом, стиснул зубы и держал так до тех пор, пока нечеловеческий вой не перешел в тонкий отчаянный крик, а потом стон — плач обиженной четырнадцатилетней девочки.

Он отпустил ее, когда она перестала двигаться, поднялся на колени, выхватил из кармана на рукаве кусок материи, прижал к шее. Нащупал лежащий рядом меч, приложил бесчувственной девочке острие к горлу, наклонился к ее руке. Ногти были

грязные, обломанные, окровавленные, но... нормальные. Совершенно нормальные. Человечьи.

Ведун с трудом встал. Сквозь вход в склеп уже сочилась липко-мокрая серость утра. Он направился к ступенькам, но покачнулся, тяжело опустился на пол. Просачивающаяся сквозь материю кровь струилась по руке, стекала в рукав. Он расстегнул куртку, разорвал рубашку, принялся обматывать шею, зная, что времени остается совсем мало, что он сейчас потеряет сознание...

Он успел. И погрузился в забытье.

В Вызиме, далеко за озером, петух, распушив в холодном влажном воздухе перья, хрипло пропел в третий раз.

Он увидел побеленные стены и потолок комнатки над кордегардией. Пошевелил головой, сморщился от боли, застонал. Шея была перевязана плотно, солидно, профессионально.

— Лежи, волшебник,— сказал Велерад.— Лежи, не шевелись.

— Мой... меч...

Велерад покрутил головой.

— Да, да, конечно. Самое главное — твой серебряный меч, ведьминский меч. Здесь он, не бойся. И меч, и сундучок. И три тысячи оренов. Да, да, молчи. Это я — старый дурень, а ты — мудрый ведун. Фольтест не устает повторять это уже два дня.

— Два...

— Ага, два. Недурно она разделала тебя, видно было все, что у тебя там внутри, в шее-то. Ты потерял много крови. К счастью, мы помчались к дворцу сразу после третьих петухов. В Вызиме никто в ту ночь глаз не сомкнул. Уснуть было невозможно. Вы там устроили такой шум и гам... Тебя не утомляет моя болтовня?

— Прин... цесса?

— Ну, что? Принцесса как принцесса. Худющая. И какая-то бестолковая. Все время плачет. И мочится в постель. Но Фольтест говорит, что это изменится. Я думаю, не в худшую сторону? Как, Геральт?

Ведун закрыл глаза.

— Ну, ладно, ухожу,— Велерад встал.— Отдыхай. Слушай, Геральт, прежде чем я уйду, скажи: почему ты хотел ее загрызть? Э? Геральт?

Ведун спал.

Перевел с польского Евгений ВАЙСБРОТ

Рисунни А.ШТЫХИНА

64