Вокруг света 1993-08, страница 64

Фольтест повернулся. Глаза блеснули.

— Тебе известно, ведун, что я ее никогда не видел? Ни сразу после рождения, ни... позже. Боялся. Я могу ее уже никогда не увидеть, верно? Я имею право хотя бы видеть, как ты будешь ее убивать.

— Повторяю, исключено. Это верная смерть. Для меня тоже. Если я ослаблю внимание, волю... Нет, король.

Фольтест повернулся и направился к двери. Геральту показалось, что он выйдет, не произнеся ни слова, без прощального жеста, но король остановился и взглянул на него.

— Ты вызываешь доверие,— сказал он.— Хоть я и не знаю, что ты за фрукт. Мне рассказывали, что случилось в корчме. Уверен, ты убил этих головорезов исключительно ради рекламы, чтобы всколыхнуть людей, потрясти меня. Совершенно ясно, что ты мог договориться с ними и не убивая. Боюсь, мне никогда не узнать, намерен ты спасти мою дочь или же убить. Но я иду на это. Вынужден согласиться. Знаешь почему?

Геральт не ответил.

— Думаю,— сказал король,— она страдает. Правда?

Ведун внимательно глядел на короля. Он не подтвердил, не

кивнул, не сделал ни малейшего жеста, но Фольтест знал, знал ответ.

Геральт в последний раз выглянул в окно дворца. Темнело. За озером помигивали гуманные огоньки Вызимы. Вокруг дворца раскинулся пустырь — полоса ничейной земли, которой город за шесть лет отгородился от опасного места, не оставив ничего, кроме нескольких развалин, прогнивших балок да остатков щербатого частокола, которые, видимо, не окупали разборку и перенос. Дальше всех, на другой край города, перенес свою резиденцию сам король — пузатая башня его нового дворца чернела вдали на фоне темно-синего неба.

Ведун подошел к запыленному столу. Времени было достаточно. До полуночи упырь из склепа не вылезет.

На столе стоял небольшой окованный сундучок. Геральт открыл его. Внутри плотно, в выложенных сухой травой отделениях стояли флакончики из темного стекла. Он вынул три.

Поднял с пола продолговатый тюк, туго обернутый овечьей шкурой и обвязанный ремнем. Развернул, достал меч с украшенной резьбой рукоятью, покоящийся в черных блестящих ножнах с руническими письменами и символами. Обнажил клинок. Лезвие, изготовленное из чистого серебра, заиграло зеркальным блеском.

Геральт прошептал формулу, медленно выпил содержимое двух флаконов, после каждого глотка кладя руку на оголовье меча. Потом, плотно закутавшись в свой черный плащ, сел на пол. В комнате не было ни одного стула. Как, впрочем, и во всем дворце.

Он сидел неподвижно, прикрыв глаза. Его дыхание, поначалу ровное, вдруг стало ускоренным, хриплым, беспокойным.

А потом совершенно остановилось. Смесь, с помощью которой ведьмак полчинил себе все части тела, в основном состояла из чемерицы, дурмана, боярышника и молочая. Остальные компоненты не имели названий ни на одном человечьем языке. Не будь Геральт с детства привычен к снадобью, это была бы смертельная отрава.

Ведун резко повернул голову. Его обострившийся слух уловил в тишине шелест шагов по заросшему травой двору. Это не могла быть упыриха. Слишком светло. Геральт закинул меч за спину, спрятал тюк в углях разваленного камина и тихо, летучей мышью сбежал по лестнице.

На дворе было еще настолько светло, что приближающийся человек мог увидеть лицо ведуна. Человек — это был Острит — попятился, невольная гримаса удивления и отвращения исказила его лицо. Ведун криво усмехался — он знал, как выглядит. После мешанины из красавки, борца и очанки лицо становится белым как мел, а зрачки заполняют всю радужницу. Зато микстура дает возможность хорошо видеть в самой глубокой тьме, а это-то Геральту и было нужно.

Острит быстро взял себя в руки.

— Ты выглядишь как труп, колдун,— сказал он, — наверно, от страха? Не бойся. Я принес тебе жизнь.

Ведун не ответил.

— Не слышишь, что я сказал, ривский знахарь? Ты спасен. И богат,— Острит подкинул на руке большой мешок и бросил его под ноги Геральту.— Тысяча оренов. Бери, садись на коня и выматывайся отсюда!

Ривянин молчал.

— Ну, что уставился! — повысил голос Острит.— И не задерживай меня. Я не намерен торчать здесь до полуночи. Не ясно, что ли? Я не желаю, чтобы ты снимал заклятье. Не думай, что ты угадал. Я не в сговоре с Велерадом и Сегелином. Просто не хочу, чтобы ты ее убивал. Все должно остаться как есть.

Ведун не пошевелился. Он не хотел, чтобы вельможа понял, насколько у него сейчас ускорены движения и реакции. Быстро темнело, это было только на руку Геральту, так как даже полумрак сумерек был слишком ярок для его расширенных зрачков.

— А почему, почтеннейший, все должно остаться по-старому? — наконец спросил он, стараясь как можно медленнее выговаривать слова.

— А вот это,— Острит надменно вскинул голову,— не твоего ума дело.

— А если я уже знаю?

— Интересно...

— Легче будет скинуть Фольтеста с трона, если упырь доймет людей еще больше? Если королевское сумасбродство окончательно осточертеет и вельможам, и простому люду, верно? Я ехал к вам через Реданию, через Новиград. Там много говорят о том, что кое-кто в Вызиме посматривает на короля Визимира как на избавителя и истинного монарха. Но меня, благородный Острит, не интересуют ни политика, ни наследование тронов, ни дворцовые перевороты. Я здесь — чтобы делать свое дело. Вам что-нибудь известно об обязательности и обычнейшей порядочности?

— Не забывай, с кем говоришь, бродяга! — яростно крикнул Острит, сжимая рукоять меча.— Я не привык спорить с кем ни попало! Гляньте-ка, этика, кодексы, мораль! И кто это говорит? Разбойник, что, не успев приехать, уже прибил троих? Что кланялся Фольтесту, а за его спиной торговался с Велерадом, словно наемный убийца? И ты осмеливаешься задирать голову, холоп? Прикидываться Посвященным? Магом? Чародеем? Ты, паршивый ведьмак! Прочь отсюда, пока я тебе череп не раскроил!

Ведун даже не дрогнул.

— Ты сам того хотел, колдун. Убью! Тебе не помогут никакие твои фортели. При мне черепаший камень!

Геральт усмехнулся. Мнение о могуществе черепашьего камня было столь же распространено, сколь и ошибочно. Но ведун не собирался тратить силы на заклятья и тем более скрещивать серебряный клинок со стальным мечом Острита. Он нырнул под описывающее круги острие и косточками кисти, серебряными шипами манжеты, ударил вельможу в висок.

Острит очнулся быстро. Тьма. Он был связан. Геральта, стоявшего совсем рядом, он не видел. Но понял, где находится, и завыл протяжно, отчаянно.

62