Вокруг света 1993-09, страница 8

простояли две недели, и только 17 августа, подгоняемые поднявшимся северным ветром, легли курсом на Обскую губу. Пролив был назван именем своего открывателя. Составленная тогда по результатам экспедиции Малыгина «Меркаторская карта Северного океана с назначением берега от реки Печора до реки Оби» была выдающимся событием в истории отечественной картографии. Кроме того, это была первая карта полуострова Ямал. На этой карте море к востоку от пролива Югорский Шар впервые было названо Карским по имени реки, где зимовали в 1736 году суда экспедиции.

В самой узости, в западной части, ширина пролива Малыгина всего восемь километров. Его горловина напоминает рыболовную снасть — ветель или морду, в которую рыба свободно заходит, а выйти не может. Нам предстояло выйти из горла. Не попав в узость, мы могли оказаться или в заливе Паха острова Белый, или в заливе за мысом Головина, на северо-западной оконечности Ямала. Задача сложная: на морской карте берега горла обозначены песками, значит, могут быть едва видны. Бывало, и в спокойную погоду, при хорошей видимости в подобной картографической ситуации суша появлялась из-за горизонта едва ли за километр. Сейчас же при бугристом море и отвратительной видимости надеяться на ориентир по берегу было нельзя. Уповать оставалось на удачу.

Во второй половине дня по курсу обозначилась едва заметная черная точка. Она то закрывалась волной, то открывалась снова. Явно земля и похожа на остров. Есть островок на карте немного южнее мыса Головина. Приблизились к нему так же неожиданно, как появился и он. От него на северо-западе еще земля просматривается. Гребем к ней. Мели не дают приблизиться к берегу с небольшой, в несколько метров, возвышенностью, а очень хочется осмотреться. Определиться нужно было точно, ведь мы могли оказаться и на острове Белом. Часа два бесполезного болтания на прибойной волне притупили желание высадиться на берег сегодня. Шел отлив. Решили искать убежище за одной из песчаных кос, дожидаться прилива и рассвета. При большой воде подходить к берегу. На глубине 50 сантиметров отдали якорь. В полный отлив лодка сядет на грунт, и мы спокойно поспим.

Время от времени просыпаясь, стараюсь покачать лодку. Не всплыла ли? Лодка стояла на прежнем месте, а Саша крепко спал. Вода стремительно убегала — я ошибся в расчете времени прилива. Поднимаю сына. Быстро облачаемся в гидрокомбинезоны и волочим лодку на глубину.

С благодарностью вспоминаем Краснодарскую фирму «Кулик». Неожиданно перед новым 1992 годом получаю поздравительную открытку следующего содержания: «Евгений Павлович, еще в юношестве восхищался Вашими путешествиями, вос

хищаюсь и сегодня. Помимо катамаранов, мы делаем неплохие комбинезоны — напишите, что вы хотите, мы сделаем Вам для путешествия».

Предложение было очень кстати, комбинезоны для плавания в северных водах должны были быть обязательной частью снаряжения, и я ответил незамедлительно. Вскоре получаю посылку с запиской: «Евгению Смургису. Буду очень рад, если наша скромная помощь окажется полезной. Удачи в задуманном новом путешествии. Анатолий Кулик со товарищи». Подпись, печать. А внизу приписка: «Высылаю Вам три комбинезона — один запасной».

Если говорить о помощи и доброте людей, благодаря которым состоялось наше плавание, надо вспомнить и петрозаводский клуб «Полярный Одиссей», где мы строили лодку с мастером Сергеем Давыдовым; и Санкт-Петербург — экспериментальный завод спортивного судостроения, Виктора Алексеевича, который изготовил нам прекрасные весла; и начальника Беломоро-Онежского пароходства, который помог перебросить лодку на Диксон; и капитана «Волго-Балта» Виктора Ворошко, и портовиков... Вспоминали мы добрым словом и работников швейного объединения «Липчанка», которые сшили нам ярко-оранжевые костюмы... И многих, многих прекрасных людей, встречавшихся на нашем нелегком пути к Диксону и из Диксона к Мурманску.

С божьей помощью, намучившись, одолели всего двадцать километров и повернули на юг. До мыса Пайндте еще тридцать, но это уже совсем другая дорога — ровный, приглубый берег да ветер — наш союзник. К концу дня приблизились к маяку. Похоже, обитаем. Надо высаживаться — кончился газ. С северной стороны подойти близко не удается, опять мели. Южнее есть речка, но вряд ли в сумерках удастся найти устье. В темноте, не солоно хлебавши, возвратился к лодке. Что будешь делать, опять прочно сидим на песке. Попотев изрядно, оставляем безнадежное занятие, лучше сберечь силы и дождаться прилива. Утром на берегу показались строения, бытовые вагончики. Все очень похоже на полярную станцию. Два человека идут к берегу, у одного ружье за спиной. Приближаемся. Один, что в малице, наверное, ненец, поднял руки и делает какие-то знаки. Когда приблизились совсем близко, стало понятно, что жильем здесь не пахнет. Встретили нас два местных жителя. Один одет в национальные одежды, а другой — в полупальто, шапке-ушанке, коротких резиновых сапогах. Давали нам знак, что жилья здесь нет — полярная станция брошена. На вопрос, кто такие, ответили, что вольные охотники. Занимаются оленеводством, рыбалкой и охотой. И Крайний Север не миновал свежий ветер реформ — частники они. Стоят в тундре, километрах в пяти от моря. «А как с угодьями, кто делит?» — спрашиваю. «Да никто, тундра большая —

всем хватит»,— отвечает тот, что в малице. На плече у него здоровенный топор необычной формы, что-то среднее между колуном и топором лесоруба. Такого видеть не приходилось.

— Откуда такой? — спрашиваю я.— Не надоело таскать?

— А тебе не надоело туда-сюда ездить? Топор же от деда достался, он его на фактории у поляка выменял за пушнину.

— Почему туда-сюда? — спрашиваю.

— Потому что видел тебя на Та-дибе-Яха в 1978-м на такой же лодке, но без кают. И так же называлась. Шел ты на Енисей. Год почему запомнился? Потому что лед тогда так из губы и не вышел, а такое бывает не часто. Вспомни восьмерку (вертолет МИ-8), мы тогда несколько раз летали смотреть: выберешься из губы или нет.

Действительно летал вертолет, а среди любопытных были и местные жители.

После короткого общения мы снова в море-океане. Безжалостно треплет наш машенький кораблик злая волна, беснуется ветер, мокрое небо придавило землю. Ничего кругом, что бы радовало глаз. Может, оттого и грустные думы о людях, с которыми только что говорили. Когда-то они жили среди нетронутой природы, могли сами обеспечить свою жизнь всем необходимым,, знали много ремесел. Потом отношение пришлых сделало многих аборигенов иждивенцами. Еще недавно вертолет доставлял все необходимое в стойбища — продукты питания, одежду, мотонарты, собирал по стойбищам детей и отвозил в интернаты на учебу — был как бы воздушным оленем. Сейчас аборигены-частники предоставлены сами себе. Не могут платить за летный час вертолета пятьдесят и более тысяч рублей. Дети их познают грамоту дома, а отцы, достав дедовские топоры, вынуждены идти к газовикам, нефтяникам, буровикам и совершать бартерные сделки, а попросту — заниматься меном. Как и сотни лет назад, на грабительских для себя условиях, отдавая за бесценок иноземцам мясо, рыбу, пушнину...

Ранним утром 28 августа, едва рассвело, Саша завел лодку в устье реки Иондаяха. Тут есть все: сети на воде, две надувных и одна дюралевая лодка, плашкоут для доставки по мелководью грузов от морского судна на берег, работающая дизельная станция, два больших автокрана, бульдозеры, постройки и буровая вышка...

В дизельной двери открыты настежь, чтобы двигатель не перегревался, а людей нет. Ход в жилой комплекс закрыт изнутри. Стучим долго, но никто не открывает. Тогда стучим в окно. Появляется сонное лицо.

— Сейчас открою,— и исчезает.

Мы оказались в подбазе Карской нефтеразведочной экспедиции; это перевалочная площадка для грузов экспедиции, доставляемых морем. Здесь можно было послать о себе весть — на

б