Вокруг света 1994-08, страница 57какого-либо страха перед Гхором; мне так часто приходилось рисковать жизнью в холмах, что я давно уже перестал бояться кого бы то ни было. В последние месяцы я жил как горная пантера и сейчас, попав в заточение, где свобода моя была ограничена четырьмя стенами каменной башни, чувствовал себя как птица в клетке. Это было невыносимо, и, проведи я здесь днем больше, вполне мог сорваться и либо силой проложить себе путь на волю, либо погибнуть. Как бы то ни было, не находящая выхода энергия накопилась во мне почти до критической отметки, образовав колоссальный запас сил, сослуживший хорошую службу во время схватки. На Земле не сыщется человека, физически сильнее любого из воинов Котха. Они вели варварский образ жизни, постоянно подвергаясь опасности в непрерывной борьбе с врагами — людьми и хищными животными. Но все же они жили как люди, мне же довелось вести жизнь дикого зверя. Меряя шагами камеру в башне, я вспомнил одного знаменитого чемпиона Европы по борьбе, с которым однажды провел товарищескую встречу. Тогда он провозгласил меня самым сильным из всех известных ему спортсменов. Если бы он мог встретиться со мной сейчас, в башне Котха! И все же я понимал, что придется напрячь все силы, чтобы хотя бы устоять перед гигантом по имени Гхор-Медведь. Он и в самом деле напоминал пещерного медведя, косматого и рыжего. Тхэб-Быстроногий рассказывал о его победах, и мне никогда еще не доводилось слышать такого перечня человеческих увечий; жизненный путь Гхора был отмечен сломанными конечностями, спинами и шеями. До сих пор никому не удавалось оказать ему достойное сопротивление в рукопашной схватке, впрочем, некоторые утверждали, что Логар-Костолом ни в чем ему не уступит. Как мне удалось выяснить, Логар был вождем города Тугра, враждебного Котху. Похоже, все города на Альма-рике враждовали друг с другом, а население планеты делилось на множество небольших племен, постоянно ведущих военные действия. Своим прозвищем вождь Тугра обязан был чудовищной физической силе. Кинжал, доставшийся мне от Костолома, был излюбленным его оружием; Тхэб утверждал, что клинок закалил кузнец-кол-дун. Он называл это существо «горк», судя по рассказанным легендам, весьма походившее на гномов-кузнецов из древних германских мифов моего мира. Тхэб много рассказывал о своем народе и об Альмари-ке, но на этом я остановлюсь позднее. Наконец пришел Хосутх, нашел мои раны полностью зажившими, окинул мои мышцы холодными мрачными глазами, в которых я уловил тень уважения, и провозгласил меня готовым к схватке. Когда меня вывели на улицы Котха, уже опустилась ночь. Я с удивлением взирал на высящиеся надо мной стены, рядом с которыми люди выглядели карликами. В Кот-хе все было выстроено в героическом масштабе. В то же время ни стены, ни величественные здания не выглядели непропорционально высокими, просто они были чрезвычайно массивны. Меня привели в своего рода амфитеатр, Еасположенный у внешней стены. Овальная площадка ыла окружена огромными каменными плитами, ступенчато поднимающимися вверх, образуя места для зрителей. В центре — земляная арена, поросшая короткой травой. Она была освещена светом факелов и обнесена ограждением из переплетенных кожаных ремней, видимо, чтобы состязающиеся не размозжили головы о камни, окружавшие арену. Зрители уже собрались, мужчины заняли места на нижних ступенях, женщины и дети — на верхних. Мой взгляд блуждал по лицам, заросшим растительностью и безволосым, и, узнав одно из них, я испытал странное удовольствие: на меня внимательно смотрели темные глаза Эльты. Следуя указаниям Тхэба, я вышел на арену, думая о допотопных кулачных боях на моей планете, проводившихся на грубых рингах, возведенных, как и этот, на голой земле. Тхэб и другие сопровождавшие меня воины остались снаружи. Старый Хосутх, сидящий на установленном в первом ряду и покрытом шкурами леопардов высоком резном камне, угрюмо возвышался надо всеми. Я посмотрел на усыпанное звездами сумеречное небо, странная красота которого никогда не переставала завораживать, и нелепость происходящего заставила меня рассмеяться — мне, Исайе Керну, предстояло потом и кровью завоевать право на жизнь в этом враждебном мире, даже не снившемся людям Земли. С другой стороны к арене приблизилась группа воинов, среди которых вырисовывалась огромная фигура Гхора-Медведя. Он пристально посмотрел на меня через ограждение, его волосатые ручищи взялись за ремни, в следующее мгновение он, перелетев через них, встал передо мною — само олицетворение свирепости, — раздраженный тем, что я имел наглость выйти на ринг прежде него. Старый Хосутх, возвышаясь над нами на своем грубом троне, поднял копье. И, едва сверкающий наконечник вонзился в грунт за пределами ринга, мы бросились друг на друга — стальные массы из костей и мышц, преисполненные жестокой жизненной силы и страсти к разрушению. Мы были обнажены, если не считать кожаной набедренной повязки, больше напоминавшей портупею, чем одежду. Правила борьбы были просты: не разрешалось наносить удары кулаками, коленями или локтями, бить ногами, кусаться и выдавливать глаза. Помимо этого было разрешено все. При первом же столкновении с волосатым телом я понял, что Гхор сильнее Логара. Он был в более выигрышном положении — ведь я не мог использовать свое лучшее оружие — кулаки. Гхор, эта волосатая гора железных мускулов, двигался с проворством огромной кошки, а обладая опытом подобных схваток, знал трюки и приемы, неведомые мне. Кроме всего прочего, его круглая голова росла почти из плеч, и практически невозможно было провести захват короткой толстенной шеи. Я спасся благодаря тому, что, ведя дикий образ жизни, закалился до степени, недостижимой для человека в цивилизованной среде. Гхор уступал мне в быстроте и, самое главное, в выносливости. О самом бое можно рассказать немногое. Казалось, что время остановилось и слилось со слепым туманом разрывающей и рычащей вечности. Зрители замерли, не слышно было никаких звуков, кроме нашего рваного дыхания, потрескивания факелов на легком ветерке, ударов ног о землю или при столкновении тел. Силы были слишком равны, чтобы кто-нибудь быстро получил преимущество. В отличие от борцовских схваток на Земле, здесь не могло быть и речи о касании лопатками пола. Схватка будет продолжаться до тех пор, пока один или оба соперника не свалятся без чувств или замертво. Вспоминая выносливость и нашу неутомимость в том бою, я до сих пор не перестаю поражаться. Было уже за полночь, а мы все еще терзали друг друга. Когда мне в конце концов удалось вырваться из смертельного захвата, все вокруг затянулось красной пеленой. Некоторые мускулы онемели и стали бесполезны. Из носа и рта текла кровь. Мои глаза наполовину ослепли, а голова раскалывалась от удара о твердую землю; ноги дрожали, я судорожно глотал ртом воздух. Но и Гхор был не в лучшем состоянии. У него тоже текла кровь из носа и рта, более того, из ушей. Он посмотрел на меня и пошатнулся, его волосатая грудь спазматически вздымалась. Сплюнув сгусток крови, он с ревом, больше походившим на вздох, бросился на меня опять. Собрав остаток сил, я в последнем порыве ухватил его за вытянутую кисть, развернулся, низко поднырнул и, заведя его руку над своим плечом, выпрямился, вложив в это движение всю оставшуюся мощь до последней унции. Стремительность его натиска помогла этому броску. Он пронесся головой вперед над моей спиной, врезался в твердый грунт, перекатился и остался недвижим. Еще мгновение я, покачиваясь, простоял над ним, услышал рванувшийся из множества глоток людей Котха оглушительный рев, а затем наплыв темноты вычеркнул звезды и потрескивающие факелы — я свалился без чувств поперек неподвижного тела соперника. Как позже я узнал, все были уверены, что мы оба умерли. Несколько часов нас приводили в чувство. Как наши сердца выдержали такие невероятные усилия и напряжения, остается загадкой. Оказалось, что наш бой был самым длительным из всех, что проводились на этой арене. Даже по критериям Котха, Гхор был очень плох. При последнем падении он сломал ключицу и получил трещину черепа, не говоря уже о менее серьезных травмах, нанесенных ему в ходе схватки. У меня были сломаны три ребра, а суставы, конечности и мускулы настолько вывер |