Юный Натуралист 1969-06, страница 47

¹ Терентием Кузьмичом я познакомился случайно. Для школьного краеведческого музея мне нужно было цобыть несколько пернатых хищников. Поиски гнезда тетеревятника завели меня в незнакомое, отдаленное место. Поднялся я на небольшой лесистый увал, выбрал удобную обзорную площадку. И только приставил к сосне ружье...

— Стой! — громоподобно раздалось за спиной.

Поворачиваю голову — в трех шагах от меня настоящий Робинзон. На голове огромная козья папаха, борода во всю грудь, сам в сажень ростом, с двустволкой наперевес, а у ног — длинноухий ко-суленок.

Я, верно, и рот разинул. А Робинзон, не давая мне прийти в себя:

— Чего уставился-то? Отходи в сторону!

Я послушно отступил. Робинзон, как-то

необычно выкидывая правую ногу, подошел, взял мое ружье и, раздвинув большим и указательным пальцами с уголков рта обвислые рыжеватые усы, спросил:

— Браконьерничать, значит?

Я рассказал, что побудило меня забраться в эти дебри.

— Вот от охотоинспекции и разрешение есть.

— Не доставай. Вижу уж.— Старик пригнулся, погладил прижавшегося к ноге ко-суленка.— Зашел бы ко мне в сторожку. Есть у меня гнездилище на примете. А ты два дня окрест бродишь. Я тоже за тобой на казенной ноге. Думал, не с хорошим умыслом ты. Ну да ладно баить. Идем на кордон... Пятнашка, беги наперед. Закажи домоседам — являемся, мол. Соскучились небось там.

Косуленок ткнулся мордочкой леснику в руку, как-то забавно фыркнул и, грациозно брыкнув, боком-боком от нас.

— Понятливая — не скажет только. Чисто дите человеческое. И уж такая забавная. Послушай — сейчас Миколка взла-ет: поздравствуется с ней.— И пояснил: — Миколка, кобель наш. Тоже дошлый. Спасу нет. _t

Миколка встретил нас у ворот. Это был довольно крупный, гордоновской масти и какой-то неопределенной породы, упитанный до блеска пес. Вильнув степенно хозяину хвостом, что вроде бы означало: все в порядке, происшествий никаких,— он подошел ко мне, обнюхал.

— Подай-ка, парень, ему руку. У нас этак заведено знакомиться. Да назови свое имя.

Я протянул руку, Миколка — лапу. Я назвал себя, Миколка, сбоченив голову, по-хамкал, похамкал — и: га-ав!

— Ну вот. Теперича ты в ночь-полночь можешь приходить.

Из-за угла ограды выскочила Пятнашка, а за ней белая домашняя коза.

— Успела уже — пообедала,— Терентий Кузьмич указал на обвислое вымя козы.— Ишь как постаралась. Это ее приемная мать. Родную-то рысь задрала. По этой причине и пришлось взять на воспитание. А сейчас — помощницей мне стала. Ну это поживешь — увидишь.

Терентий Кузьмич распахнул ворота. Обширный двор, сарай, какие-то нагроможденные клетушки. От них к нам ковыляла утка с тремя птенцами на спине.

— Крохаль?! — удивился я.

— Она... Прошлой осенью на реке подобрал. Крыло перебито было. Выжила. Теперь с детками. Кыш, вы! — Кузьмич махнул на крохалят, и они свалились с матери.— Сами с ногами, а все свою привычку не бросают. Лопушок, ах ты! Тоже соскучился?

Я повернулся. Заяц! Привстал на задние лапки, передними Кузьмича за штанину теребит.

— Иди уж, иди!

Заяц сжался — да как махнет прямо в руки. Оглаживает его старик, приговаривает:

— Лопушок. Лопушок. Любишь ласку-то. Ну, иди. Сейчас обедать будем.— Кузьмич опустил зайца на землю.— Этот тоже обиженный. В третьем годе у филина отбил. Привык. Никуда не уходит.

Кузьмич открыл дверь в избу. Одна комната. У стены русская печь.

«А где ж домоседы?» — думаю. И понял: это все его милые зверушки.

Утром я чуть свет поднялся — хотелось сходить на речку. В избе еще было серенько. Чтоб не потревожить хозяина, я бесшумно приоткрыл дверь, проскользнул в сени — и остановился: прихрамывая, Кузьмич уже похаживал у амбара.

— Что в рань-то этакую поднялся? — спросил он.— А я вот шкуры проветриваю. Отвезти бы надо. Да коня в лесхоз взяли— на время, питомник облаживают.

На стене висели три волчьи и одна рысья шкура.

— Как же это вы? — кивнул я на столь редкие трофеи.

— Это не я. Это Пятнашка. Она у меня мастерица по волкам. Этак раскричится — у волка хмель в голову ударит. Как магнитом его притягивает.

— Не пойму.

— Не поймешь? Давай сходим, может, и повезет. Вот управлюсь с делами — к ве-

— А все же, как вы охотитесь с Пятнашкой?

— Это просто. У. нас, на западе, с поросенком охотятся. При поросенке зверь осторожнее — домашняя животина. А вот Пятнашка — дикушка. Он, зверь, тоже с умыслом: тут, мол, остерегаться нечего. Привяжу Пятнашку где-нибудь на поляне ночью, желательно лунной, а сам в яму. Они у меня заранее нарыты. Пятнашка, потеряв меня, такой концерт учинит_за

черку выйдем. Есть у меня еще один разбойник на примете.

Но не суждено было осуществиться нашей охоте на волка. В полдень приехали лесники — где-то должны были прорубать новую просеку. Терентия Кузьмича оставляли, но он ни в какую: не хотел, чтобы за него кто-то работал.

Я собрался уходить.

— Ну что ж, будет время — приходи.

Кузьмич проводил меня за ворота.

— Надеюсь по вашим рассказам отыскать ястребов.

— Отыщешь. Рекой иди.

три версты слышно. Вот и все такое. Мне только стрелять остается.

Кузьмич протягивает мне руку.

— Миколка, а ты? Подай уж ему.

Я пожал Миколкину лапу.

— Прощайте! Обязательно приду к вам.

— Милости просим.

Я пошел — и оглянулся. Терентий Кузьмич стоял, скрестив на груди руки, огромный, в своей козьей папахе, с бородой во всю грудь — богатырь лесовик. Таким он мне и запомнился навсегда.

М. БАРАНОВ