Юный Натуралист 1970-12, страница 8

6

кричи — бесполезно. Твой каюр Айна — глухой старик, не услышит».

Мы выехали в восемь утра. Спустя два часа стало светло. Ветра в тот день, к счастью, не было. Куда ни глянь — кругом лежал снег, необыкновенно белый, искрящийся, крупнозернистый. Причудливые горбатые сопки будто держали человека в своих тисках.

Путь наш пролегал по двум рукавам пролива, скованного ледяным панцирем. Мало того что тяжелые нарты вязли в снегу, так мы еще продвигались как бы елочкой. Увидят издали собаки отдыхающего в снегу лоснящегося тюленя — и что есть духу бегут в его сторону. Тюлень нырнет в свою лунку, добегут до нее собаки и дальше плетутся, тяжело дыша, пока не увидят другого ластоногого.

Помня совет начальника почты, я крепко держался за нарты. Изредка старик Айна останавливался, чтобы поправить постромки. Он вбивал в снег между полозьями свою тормозную палку — остол и шел к собакам. И вот однажды, когда он возвращался к нартам, собаки вдруг так неожиданно рванули, что остол выскочил, а старик Айна не успел впрыгнуть. Он что-то завопил нам вслед. Собаки, почувствовав облегчение, понеслись что есть духу. И тут я особенно остро почувствовал, что значит отстать от нарт. Кругом ни души, снегу по пояс, еды никакой. Да и темнеть стало. Верная гибель. Я попробовал кричать на собак. Они неслись еще быстрее. Стал дергать за общий постромок — не помогло. Тогда, подобрав волочившийся на ремешке остол каюра, я со всей силой всадил его между полозьев в наст. Собаки осеклись от резкого тормоза и заскулили. Вскоре подошел старик. Он что-то говорил мне по-чукотски. На лице у него были слезы радости. Наверное, он благодарил.

В КРАСНОЙ ЯРАНГЕ

У Славы Апалю, молодого охотника из поселка Янракыннот, врачи нашли порок сердца. Прописали постельный режим, направили в санаторий. Слава сначала ни в какую. А потом председатель сельсовета вроде бы его убедил.

В райцентре снарядили и отправили в поселок вертолет. Но... дома Апалю не оказалось. Жена показала прилетевшему фельдшеру записку, найденную утром на столе: «Не волнуйся. Пошел в санаторий. Слава».

Фельдшер ахнул, запричитал:

— Да с меня главврач голову снимет! Вдруг Апалю не дойдет?

...В эту ночь Слава долго ворочался в постели. Не спалось. Он потихонечку встал.

Оделся. Пожевал остатки вечернего пирога. Быстро собрал рюкзак и шагнул в темноту.

Едва прикрыв за собой дверь, присел на крыльцо, зачарованный северным сиянием. На это чудо природы Слава никогда не мог смотреть равнодушно. Он и зиму-то любил за этот блистающий, искрящийся всеми красками небосвод.

Радостно заскуливший пес, вожак упряжки, вывел Славу из оцепенения.

— Ошибся ты, брат,— потрепал он лохматого по спине,— никуда мы с тобой не поедем. Я уеду, а ты останешься. Дом будешь стеречь, а то умки к нам что-то повадились.

При упоминании о белом хищнике пес на мгновение примолк. Уши торчком. Весь ощетинился. Принял воинственный вид, как бы доказывая хозяину свою любовь и преданность, готовность броситься хоть сейчас на белого умку. Слава шагнул в сени и вернулся с большим куском мороженого мяса. При виде лакомства пес мигом забыл про врага хозяина, а стало быть, и своего, завилял хвостом и заскулил пуще прежнего. Мясо было первым сигналом к дальней дороге. Так уж приучены на Чукотке собаки: их всегда кормят перед тем, как закладывать нарты.

...Небо вдруг померкло, быстро надвинулась пурга, стерла все краски. Но Слава, тяжело ступая, продолжал свой путь. Время от времени он останавливался, садился на корточки, разгребал порошу, сбрасывал камусовые рукавицы и ощупывал наст. По выемкам в изрезанном ветром снегу он проверял направление пути. Этому старому способу, заменяющему чукчам компас, он научился у отца. А отец У деда.

Последний охотничий сезон был на диво. Только успевай снимать с тундры меховой урожай. Не было дня, чтобы не возвращался Слава в поселок без трех-четырех первосортных песцов или лисиц. В короткие часы отдыха ему не, сиделось. И чуть свет охотник был на ногах. С проворностью оленя многие километры преследовал Слава подстреленного точно в ногу, чтобы не испортить шкурку, зверя.

Счет добычи рос и мог дойти до ста. Но не дошел... Преследуя песца, он упал. Это и был его первый промах. Он долго не мог встать. С трудом добрался до поселка. Потом от врачей узнал, что инвалид.

Вот он и идет сейчас лечиться в санаторий.

Это был трудный месяц жизни вдали от дома, любимой работы. Не то что дни, часы считал. Месяц годом показался. И что толку? Вернулся, врачи подтвердили: инвалид.