Юный Натуралист 1976-06, страница 13
11 риных троп, пересеченные десятками ручьев, речек и рек, впадающих в Малый Енисей. Нас четверо: исконный таежник Фотей Потылицын из Ужепа, охотовед Олег Иванович, заядлый путешественник и краевед Вадим Васильевич и я. Путь наш лежит к подножию гигантской горы — Мунку-Сасан, на западном склоне которой зачинается Бе-лин — одно из полноводнейших (после Ба-лыктыг-Хема) начал Малого Енисея у нас в СССР. Как рождается Белин и где именно — этого точно никто из нас не знает. А потому приход наш на его исток видится нам как бы открытием чего-то необыкновенного и значительного, ради чего ничуть не жаль помучить свои ноги и тело в изнурительной ходьбе по горной тайге. С совершенно безоблачного лазурного неба целыми днями льется столько яростного солнечного света и жара, что от них плавится смола на деревьях и вянут травы. Воздух, прогретый в тени до сорока градусов, влажен и осязаемо густ от множества удушливых испарений. Бредешь тайгой, а тебе кажется, что находишься в бане. Пот разъедает все тело и щиплет глаза. Постоянно хочется пить и пить и неодолимо тянет искупаться, чего сделать никак нельзя: вода и в Малом Енисее, и в его притоках — расплавленный лед. С нетерпением ждешь вечера и в то же время боишься его, потому что за ним обязательно наступит ночь, а она в ка-хемских горах так прохладна, что даже у жаркого костра приходится спать в ватнике и сапогах... Да, очень нелегко путешествовать по здешнему краю. Однако у нашего маленького отряда нет даже малейшего желания повернуть назад, так как трудности похода в полную меру окупаются и возмещаются тем, что ка-хемская природа каждодневно и ежечасно преподносит нам что-нибудь новое и интересное. А это, собственно, главное, во имя чего мы и затеяли наше путешествие. Взять хотя бы реку. Дик, злобен и прекрасен в своей ярости старик Ка-Хем, стиснутый справа величавыми нагромождениями хребта Академика Обручева, а слева — отрогами могучей каменной гряды Сангилена. Своенравен — гремит и кидается на перекатах окатной галькой, вскипает белогривыми валами на стремительных шиверах, безумно бьется о черно-бурые одинокие камни — «бойцы» и неистовствует на стремнине, зверем налетая на гранитные острова и образуя ниже их грозные воронки зловещего бутылочного цвета. Голосист — то грохочет, словно камнепад из вулкана, то шипит, будто тысяча потревоженных змей, то визжит, точно стадо взбесившихся вепрей. И наконец, разноцветен — голубой в широких разливах, изумрудный на таежных плесах, бурый меж скалистых берегов, белопенный на порогах, серебристый на перекатах, зловеще-свинцовый и даже черный в темных ущельях. Полноводен, могуч, властен Ка-Хем — не река, а будто сам царь всех рек и покоритель горных кряжей. Да, царь-река. И все же человек сильнее его. Помнится, в один из первых дней путешествия наш отряд оказался свидетелем необычного зрелища. Мы как раз подбирались к слиянию Балыктыг-Хема с Кызыл-Хемом, из которых, собственно, и образуется Ка-Хем. Грозное это место: порог на пороге, водная круговерть, шивера, перекаты, «бани» — каменные острова на стремнинах. Река ревет табуном раненых медведей, швыряется хлопьями пены, окатывает каменистые берега растрепанными волнами и обдает хлесткими брызгами. Мы долго и, признаться, не без некоторого содрогания смотрели на один из порогов этого бешеного участка реки, и вдруг все разом ахнули, увидев стрелой летящий по крутому водяному спаду плот с двумя мокрыми с ног до головы бородатыми мужчинами. Его несло прямо на источенные водой и временем каменные глыбы, торчащие из белопенной кипени. Мужчины, стоя на плоту, отчаянно табанили веслом-правилом. Удар веслом!.. Еще удар!.. Еще — и плот, стремительно обойдя стороной грозные камни, вылетел на «улова» (так называются в здешних краях огромные ямы-водовороты ниже порогов) и медленно, но неостановимо закружился на месте, как бы нащупывая ту самую речную струю, которая должна вытянуть его из водяной ямы на стрежень и понести дальше вниз по реке. — Уж не с ума ли парни спятили? — дивясь на лихих бородатых плотогонов, помотал головой Вадим Васильевич и вдруг прищурился. — Гляньте — кто это у них там, на плоту-то, шевелится? Мы все присмотрелись к плоту и увидели на нем марала. Сибирский олень лежал на боку и был крепко привязан к бревнам плота широкими лямками. Судя по тому, что зверь время от времени слегка приподнимал свою рогатую голову, он был жив. Все мы, кроме нашего охотоведа Олега Ивановича, недоуменно переглянулись. Потом Фотей Потылицын, с трудом пересиливая голосом речной гул, прокричал бородачам: — Эй, ребята! Чего это вы его полонили? — Захворал бедняга! К ветеринару в ближайший колхоз сплавляем! А подобрали его в тайге на Кызыл-Хеме! — последовал еле слышимый из-за грохота порога ответ, и плот вскоре, выскочив из власти воронки на бойкую воду, помчался дальше, к следующему порогу. — Батюшки! — всплеснул руками Фо- 2* |
