СЕВЕРНЫЕ

МУСТАНГИ

Якутская зима. Белое тусклое солнце, точно серебряная монета, висит в густом от пятидесятиградусного ^мороза тумане. Седая от инея тайга застыла по сопкам и холмам: кажется, тронь ветви сосны, лиственницы или длинные косы березы — и они рассыплются на звонкие осколки, как льдинки. Белые столбы у дороги тянут друг к другу заиндевелую бахрому мохнатых проводов.

А по дорогам бегут в серой мгле полудня с зажженными фарами машины, и над всем стоит туман, будто пыль в безветренные летние дни над деревенским проселком, и на ухабах стучат, словно деревянные, застывшие на морозе шины.

Сверни с наезженной трассы на зимник, что петляет по неглубоким якутским снегам, по тайге и аласам — давно высохшим таежным озерам, — и, как тени прошлого, замаячат тут и там потемневшие от времени резные столбы коновязей на месте когда-то существовавших улусов и стойбищ. И кажется, все уснуло, застыло в ожидании того времени, когда неутомимое солнце передвинет столбик термометра вверх на целых девяносто делений, и оживет тайга, зацветут аласы. Пока же один лишь хозяин — мороз украшает, как может, и тайгу, и окаменевшую землю. А она богата, эта земля, щедра и зверем и полезными ископаемыми.