Юный Натуралист 1977-04, страница 48
«Северный олень». и нет ничего лишнего или случайного, нарушающего гармонию целого». С тех пор розыски и изучение произведений древнего анимализма сделались страстью Ватагина. Открылось критское искусство, ассирийский рельеф, скифский звериный стиль, открылись анималисты Китая и доколумбовой Америки. Везде древние цивилизации создавали образы зверей, исполненные поразительной мощи и силы. Это был позабытый золотой век анимализма. Из неустанной работы над живой натурой в зоопарках и изучения образцов древнего искусства и родилось это явление — искусство самого Ватагина. Но вместе с его ростом как художника росло и внутреннее противоречие его работы. «Трудно было рисовать научную иллюстрацию и создавать свободный художественный образ, исполняя эти столь различные задачи одной и той же рукой, проверяя теми же глазами. Невольно одно направление влияло на другое... На моих работах был заметен «гнет зоологии». Шли годы, борьба продолжалась, и в конце концов я могу утешить себя, что достиг некоторого равновесия. Знание животного, которое я получил, работая над научной иллюстрацией, помогло мне при создании художественного образа, а научная иллюстрация приобрела художественную форму, освобождаясь от отрицательных качеств наглядного пособия». Вроде бы благополучное разрешение конфликта? Не так ли? Но уже сейчас в научной литературе считанные книги иллюстрируются художниками. Рисунки практически вытеснила, используя самую силь- С детских лет образцом для него были цветные таблицы в зоологических атласах. В те годы не перевелись еще виртуозы биологического натурализма, особенно из немцев и французов. В их рисунках перья птиц переливались радугой, в крошечных глазках сверкал острый бличек, и каждый коготок был выписан с величайшей точностью. Казалось, дунь — и зашевелятся перья колибри, закачаются роскошные тропические цветы. Случилось так, что молодой биолог, воспитанный на рисунках такого рода, увидел в заграничной поездке в одном из музеев древнеегипетскую скульптуру. «В египетском искусстве передо мной возник образ животного, глубоко обобщенный и полный значительности. Движения животных полны спокойствия и достоинства, а позы замкнуты в самоуглубленную торжественную неподвижность, силуэт охвачен изысканной и скупой линией, |
