Юный Натуралист 1977-07, страница 14

ОЛЕГ ТУМАНОВ

HR CTRFOM ЯКОРЕ

В то время я служил военным водолазом. Война ушла далеко на запад, и в нашу задачу входило освобождение портов от мин и затопленных судов.

Шел подъем самоходной баржи, затонувшей при освобождении Новороссийска. Баржа как баржа, подъем как подъем — ничего особенного. Единственным и приятным исключением была прекрасная видимость. Лежала баржа на глубине примерно около десяти метров. Грунт был каменисто-песча-ный и только слегка дымился под «калошами» водолаза, не замутняя воду. Лучи солнца пробивались сквозь десятиметровую толщу воды, как через листву негустой березовой рощицы, играя желто-фиолетовыми пятнами на металлическом, не успевшем обрасти водорослями корпусе. На золотистом песке то там, то тут, как большие малахитовые самородки, выступали камни, покрытые ярко-зеленым мхом. Если же смотреть вдаль, то уже на расстоянии пяти-ше-сти метров все это начинало таять и постепенно исчезать в изумрудно-зеле<ной темноте моря.

Утром, поставив на якорь свой бот над самой баржей, мы начинали водолазные работы.

Ребята попеременно уходили под воду, «заштопывая» мелкие пробоины; основная, крупная, от которой затонула баржа, уже была заделана — на нее наложили пластырь. Оставалась, как я уже сказал, мелочь, та самая мелочь, с которой больше всего приходилось возиться. Попробуй обнаружь под водой даже при хорошей видимости пробоину величиной в два, а то и в один палец!..

Как-то во время работы я довольно сильно порезал руку. Кровь, сочась из раны, дымкой расползалась в воде. Я отошел в сторону и зажал порез пальцем. Рядом с баржей валялся неизвестно когда и кем потерянный заржавевший и покрытый водорослями якорь. Вода в этот день была особенно прозрачной. На зеленовато-коричневом фоне якоря я увидел рыбку.

Это был довольно крупный бычок с огромными, чуть золотистыми глазами, из той самой редкой породы, которую приморские мальчишки называют «чернорабочими». Из-за своей окраски он был похож на африканскую экзотическую игрушку. Выпуклые золотистые глаза, искрясь в луче солнца, выдавали в нем ужасно любопытное живое существо, смотревшее на меня, как на пришельца с иной планеты.

Кровь из руки перестала сочиться. Я поднял с грунта кувалду, чтобы выпрямить неровность одной из пробоин, под

мигнул Тишке, которому тут же дал это имя, размахнулся... И мне почему-то до боли стало жалко, что сейчас, ударив кувалдой по корпусу баржи, я вызову резкий поток звуковых волн, и Тишка — это живое, похожее на игрушку существо — тут же исчезнет, и я никогда его больше не увижу, останусь один. И хотя мы не успели сказать друг другу ни слова и никогда не скажем в будущем, он мне почему-то стал дорогим и близким, будто мы уже провели вместе много времени.

Мне стало жаль расставаться с моим другом. Положив осторожно кувалду на грунт, я руками и ногами, чтобы не вызвать шума, начал выпрямлять искореженные взрывом листы обшивки. Тишка внимательно наблюдал за мной. Если я начинал двигаться вдоль борта баржи, бычок медленно, словно стрелка компаса, разворачивался на основании якоря в моем направлении. Я видел его в боковой иллюминатор шлема. Трудно сказать, кто был любопытнее — человек или рыба!..

Так продолжалось несколько дней. Однажды, нарвав с борта баржи ракушек, я решил угостить ими Тишку. Разбив о камень мидию и вынув из нее мякоть, я осторожно стал приближать ее к Тишкиной мордочке. Рыжие с искорками глаза цепко следили за моей рукой. Бычок насторожился: видимо, он еще не успел ко мне привыкнуть и не совсем доверял. Рука с мясом ракушки продолжала медленно приближаться...

Бычки-«чернорабочие» в значительной мере отличаются от своих коричневых со-братьев-ротанов. У ротана непомерно большая голова и довольно маленькое хлипкое тело. Порой он захватывает пищу, равную себе по величине, но, не имея сил вместить ее в желудок, долго плавает с торчащим изо рта хвостом жертвы, напоминая окружающим о своей непомерной жадности.

«Чернорабочий» сложен гораздо пропорциональнее — его тело и голова даже изящны. Он гораздо подвижнее и ловчее. И, вероятно, поэтому редко попадает на крючок. Несмотря на прозвище «чернорабочий», ведет себя он как истинный аристократ моря, одетый во фрак (у него белое брюшко).

И вот мой подарок — мясо ракушки — приблизился к носу Тишки, но не успел он коснуться его губ, как черной молнией блеснуло его тело и исчезло где-то под якорем, над основанием которого теперь осталось дымиться только легкое облачко ила.

Ночью мне приснился сон, как я кормлю его: он почему-то величиной с человека и жадно вырывает из моих рук ракушки, ко-