Юный Натуралист 1978-09, страница 44

ТРОПИНКА К ТОЛСТОМУ

Она начинается в раннем детстве, когда, едва осознанные, приходят к нам сказочные три медведя. Постарше, мы уже самостоятельно читаем «Детство». В юности томительно-тревожно, свежо и горько читаются «Казаки», за которыми, подобные розовым облакам на грозовом горизонте, вздымаются великие его романы.

Офицер, артиллерийский поручик и в то же время человек сложнейшей умственной деятельности, философ и моралист, педагог и просветитель, адвокат, ходатай за бедных и пахарь, Толстой в основе своей и прежде всего был писателем, признанным еще при жизни гениальным. Способность мыслить и чувствовать глубже и сильнее, чем у обычных людей,

позволила Толстому писать прозу столь необычную, что она поражала даже людей, близких ему. Жена его, Софья Андреевна, вспоминала «о изгибах, неожиданностях и непостижимых разнообразных формах его творчества». Анализировать их дело тяжелое, а иногда и бессмысленное. Можно только попробовать проследить и перечитать то, что у Толстого написано о природе, потому что это может быть интересно для читателей нашего журнала. Назвать его «певцом русской природы» как-то не поворачивается язык — уж очень он громаден, и очень уж много у него тем, от природы далеких. И несмотря на то, что мастерство у него в описаниях природы поразительное (он записал, например, в своем дневнике, что «яблони цветут, точно хотят улететь в воздух»), Толстой мастерством своим не любуется. Нет у него дотошной описательности, от которой скучно становится, в «глазах рябит». Но там, где у него природа все-таки появляется, она написана с такой яркостью и мощью, что запоминается навсегда, круто меняет и ход повествования, и даже его смысл. Так, одним из нервных центров романа «Война и мир» становится взгляд, которым смотрит в небо раненый князь Андрей, просто взгляд, но взгляд, показавший и герою и читателям ничтожность даже фигуры «великого» Наполеона в сравнении с вечной красотой природы.

Все начало повести «Казаки» проходит под впечатлением зрелища Кавказских гор. «Он (Оленин) увидал... чисто-белые громады с их нежными очертаниями и причудливую отчетливую воздушную линию их вершин и далекого неба. И когда он понял всю даль между ним и горами и небом, всю громадность гор, и когда почув