Юный Натуралист 1979-06, страница 46

44

какие-то гнилые жерди, иногда приходилось цепляться за седую траву. Трясина позади стонала и ухала, пуская желтые пузыри. Мох сфагнум и влага теснили здесь лес, вдаваясь в него узкими клиньями.

Из болотной глуши слышались непонятные звуки — бульканье, стоны и свист, и отчаяние овладевало мною, когда несколько в стороне обозначился темный четырехугольный предмет. Пятно сгущалось по мере приближения и оказалось охотничьим балаганом, построенным на бревенчатом помосте, со струганым полом, лавкой и окном, приспособленным для стрельбы. На лавке я расположился, отмахиваясь от комаров, прислушиваясь и потихоньку засыпая.

Большие черные птицы прилетали из мглы, подвигались, приплясывая, к балагану. Они подскакивали, бормоча, двигались во мхах.

Потом подтверждением сказок о болотной чертовщине, чуть повыше тока, вспыхнул и задрожал огонек, непохожий ни на звезду, ни на дальнее ее отражение. Я торопливо собрался и пошел к нему, позабыв осторожность, а огонек не подвел — горел все ярче, превращаясь понемногу в янтарное окошко черной избы. Узловатые деревья расступились, а строение будто бы тоже задвигалось, поворачиваясь боком. В теплом внутреннем его пространстве сидел орнитолог Дима. Перед ним горела керосиновая лампа, а он пощипывал бороду и подсчитывал столбиком услышанные за день птичьи голоса.

Рассказ его был прост, но при всей своей простоте — фантастичен. Вот как выглядел этот рассказ.

Поджидая меня, Дима топил печку и обрабатывал дневники. Жилось ему спокойно, пока к избушке не повадился прихо

дить небольшой медведь. Сначала он раскопал помойку и раскидал все консервные банки. Приходил он под утро, а завидев Диму, удирал.

Печка в избушке немного дымила, и, чтобы выгнать дым, Дима однажды приоткрыл дверь, приперев ее столбиком, а сам спустился к реке за водой. Возвращаясь с полным ведром, Дима увидел, что дверь в избушке снова закрыта, а печная труба колышется и подрагивает, извергая искры, копоть и дым. Избушку сотрясали тяжелые удары, а потом вслед за вылетевшей рамой в окошко протиснулся медведь. Дымясь и озираясь, он скатился к реке, брызнул водой и исчез в тальнике. Когда Дима приоткрыл дверь, избушка пылала со всех четырех сторон. Подождав, пока она вся прогорела, Дима ушел, оставив мне записку на бересте. Сознаюсь, что тогда я не поверил Диме. Известный своей рассеянностью, он вполне мог заснуть, оставив открытую дверцу с непро-горевшими угольками. Один такой золотой уголек, стрельнув, мог закатиться в угол, проконопаченный сухим мхом. Так я и решил про себя. Но несколько лет спустя, разговаривая с человеком, всю свою жизнь изучавшим медведей, я получил подтверждение Диминой правоты. Он сказал, что история эта вполне вероятна, потому что молодые медведи очень голодны весной. Они еще не научились бояться человека и очень любопытны. Такой мишка вполне мог забраться в избу, привлеченный запахом съестного. Обжегшись и испугавшись, медведь «теряет голову» и начинает крушить все подряд, кроме того, при виде огня у медведей возникает желание его затоптать. Случайный удар мог опрокинуть непрочную железную печку. Остальное понятно.