Юный Натуралист 1980-03, страница 44

45

кусочками набросала — не ест. И скучный такой стал мой ершик!..

Лежит на самой поверхности воды на боку и так печально смотрит на меня своими круглыми глазищами. Я его пальцем погладила, а он в ответ только хвостиком чуть шевельнул, хотя обычно в руки не давался. Когда я воду в кастрюле меняла, Ваську на две минуты в чашку пересаживала. Так он всю воду из нее выплещет. А тут лежит тихо-тихо...

Стою я над своим грустным Васькой и чуть не плачу. Знаю, что он от голода погибает, а помочь ничем не могу. Что делать?

И тут вспомнила! Еще в тот вечер, когда я только познакомилась с Васькой, Михаил Сергеевич рассказывал, что ерши червяков едят. Взяла я совок, баночку и пошла во двор. Походила-походила по асфальту, нигде червяков не видно. А рядом дом строится. Я пошла туда и то под кирпичом, то под досочкой нашла несколько червяков. Принесла их Ваське. Он опять, как в первый раз, напыжился, глаза вытаращил — и съел одного червячка.

Наелся Васька и повеселел. Стал опять по кастрюле метаться и головой об стенки стукаться.

Так прошел март и апрель. Наступил май. Пригласили меня за город, на весенний лес посмотреть. В том лесу речка текла, тихая, светлая. На мостике встанешь — видно, как у самого дна пескари бегают. Много их, весело им.

И вспомнила я своего Ваську. Вот живет он один, в тесной кастрюле. Что ему там за радость, даже если он ест каждый день до отвала! Ни дружка у него, ни приятеля. Не с кем ему поиграть, поговорить на своем рыбьем языке...

Вспомнила я, что изменился мой Васька. Был серенький, с темными полосками, а стал бледный, почти прозрачный. Нет, думаю, не годится жить ершу в кастрюле.

И в следующее воскресенье привезла я Ваську в банке с водой на речку. Выпустила его возле бережка и говорю:

— Прощай, Вася!

А Васька замер возле камушка и будто не хочет от меня уходить. Или отвык от речной воды? Я смотрю на него и думаю: «Ну вот сейчас махнет хвостиком, и все». А Васька, наоборот, к берегу, к самой кромочке подплыл и смотрит на меня из воды так жалобно! Я его уговариваю: «Плыви, дурачок, это же речка, ты снова будешь свободным!» А он как вкопанный, только глаза свои таращит.

Вот диво-то, думаю. Взяла прутик и Ваську подталкиваю. А он и прутика не боится, еще ближе подплыл. Я его силь

нее подтолкнула. Он, видимо, испугался и под какую-то кочку спрятался. «Ну, — думаю, — теперь-то уж наверняка пообвыкнет в речной воде, нырнет поглубже, и не увижу я его больше». Ничего подобного! Через пять минут Васька выплыл из-под кочки, встал в воде против меня, такой маленький, испуганный, и опять глаза таращит. Ну хоть плачь ты с этим ершом!

— Эх, ты, — говорю я ему, — грус!

Взяла прутик, ударила по воде, а там мелко было, муть со дна поднялась, ничего не видно. Когда муть осела, Васьки уже не было. То ли он испугался, то ли обиделся на меня, что я его из кастрюли выгнала. Мне стало очень грустно — такой хороший был у меня дружок!

Домой вернулась — стоит на подоконнике пустая кастрюля. Я смотрю на нее и думаю: кто сказал, что рыбку нельзя приручить? Можно!

А может быть, мой Васька был необыкновенный ершик?

Н. МАТВЕЕВА

ХИТРОСТИ АВДОТКИ

Всякий кулик свое болото хвалит. А вот их каракумскому сородичу авдотке и похвастаться нечем: живет он не на болоте, а в... раскаленных песках. Правда, селится обычно где-нибудь неподалеку от источников воды, тем не менее из его биографии проживание в пустыне не исключишь.

В отличие от своих сородичей авдотка никакого гнезда не вьет. Откладывает два-три яичка в небольшую ямку на песке и насиживает их в течение пятнадцати-шест-надцати дней. Затем вместе со своим петушком вскармливает птенцов, изредка принося им издалека в клюве капельки воды для утоления жажды.

Днем родители прячутся от знойного солнца где-либо в зарослях саксаула, кандыма, черкеза или иных редких пустынных трав и кустарников.

С наступлением вечерней темноты и до установления полной утренней светлости они на ногах и крыльях: ловят мелких грызунов, ящериц, разных букашек-тара-кашек. Не очень-то это завидная снедь, но пустыня не болото, лопай что есть. Здесь не до жиру, а лишь бы быть живу. Вот и питаются они тем, что бог послал.

Далеко-далеко в часы активного бодрствования авдоток можно слышать их нехитрые, мелодичные, довольно громкие и на редкость жалобные зовущие вскрики.

Подобные вскрики однажды довелось мне слышать в степях юга Украины, но тогда