Юный Натуралист 1987-05, страница 8

забыто». Перед памятником — небольшая плита: «Здесь 112-я танковая и 340-я стрелковая дивизия разгромили немецко-фашистские войска и 8 декабря 1941 г. в 4 часа освободили Ревякино».

Значит, и ты, Желыбинское, как и многие другие поля нашей Родины, было полем боя. Значит, и тебя поливали не только потом пахаря, но и кровью солдата. Идет ли, едет ли кто, обязательно остановится, вглядится в золото имен. Что это были за люди, что умели, кого любили, что успели сделать, прежде чем упасть на эту русскую землю? Одно неопровержимо: сделали непостижимо великое — отдали свои жизни ради жизни на земле.

Время разгладило горестные морщины поля, залечило его раны, но свято хранит оно светлую память о тех, кто в тяжелую годину фашистского лихолетья защитил его. А сам памятник стоит вечным стражем поля, верным заступником его и всего, что есть окрест.

От этого священного места бессонная не только в летнюю, но и в зимнюю пору дорога пошла по окраине села Желыби-но. За ним раздвоилась. Одна, перепрыгнув уютную, зашторенную травой и осокой речушку Тулицу, опоясала уже немолодую березовую рощу с вырубками посередине. Другая, разделив поле пополам, побежала к деревне Бяково. Возле нее спустилась в небольшой овраг, по которому неторопливо бежал начинаю

щийся тут же из родников безымянный ручей.

За Бяковом дорога шла уже по другим полям, которые, как и Желыбинское, в этих местах со всех сторон огорожены лесами. Зимой лес сохраняет полям метровый, а то и больший слой снега, и озимые не гибнут.

Я благодарен полю за то, что оно познакомило меня со своими друзьями: пугливыми осинами, осанистыми дубами, пышными кленами, в белых сполохах черемухами, березовыми опушками, еловыми и сосновыми полянами — со всем лесным царством неброской, но прекрасной земли.

А самое поле! Там, в нежном синем поднебесье, бьется, ликует трепетная песня жаворонка. Время от времени слышится перепелиная просьба «Пить подать», «Пить подать». Не колышет играючи, а с большим трудом ворочает послеполуденный ветер наливные хлебные волны. Значит, скоро для поля наступят самые гордые минуты. Покачиваясь, поплывет по нему комбайн, оставляя за собой скошенные ленты. Через два-три дня встанут омёты соломы. Поле на какое-то время затихнет, чтобы набраться свежих сил для нового урожая.

Всегда и во всем поле прекрасно. И трудно передать скрытую и видимую его красоту и силу.

Правда, хоть и очень редко, но бывает, в слякотную пору залеживаются на поле одинокие копешки, охапки соломы. Горестно тогда вздыхает поле. Поеживается, силится сбросить с себя, чтобы не оставались они до красной весны. Бывает, и остаются.

Но чаще поле веселое и звонкое. Вдоволь дают ему органики, минеральных удобрений... И поле старается как можно щедрее одарить людей за такую заботу самым необходимым и самым ценным богатством — хлебом, который всему голова, всегда и во всем главная опора.

Встречи с Желыбинским полем бывали у меня всегда в летнюю пору, чаще когда начинала колоситься рожь. Но не утерпел и зимой. Над белопенным простором стояла морозная тишина. Вяло пробежала поземка, стряхнула с ветвей ельника пушистую изморозь, и они вновь стали зелеными.

Поле ослепительно блестело, и во всем уже чувствовалось близкое пред