Костёр 1976-08, страница 31ми крышами, рынком, вокзалом, башнями бывшего монастыря. А ведь Карманов был, оказывается, красивый город. Во всех садах его цвела черемуха, по кривым переулкам ездили дети на велосипедах, на лавочках у ворот и калиток сидели старушки, лаяли собаки, серые козы бродили на пустырях. В лучах заходящего солнца Карманов казался тихим спокойным городом, в котором хотелось жить. Ветер задул сильней, и капитанский мостик поплыл, качаясь по волнам, над городом Кар-мановом, который стал отчего-то уменьшаться, но все шире открывался горизонт. Я увидел за городом озимые поля, речку Кармашку с вековыми ивами, склонившимися над водой, синие далекие леса, а сразу за лесами близко, совсем близко, казалось, Москва, будто из-под земли выросла Останкинская телебашня и высотное здание у Красных ворот. Оказывается, с кармановского капитанского мостика видно было очень далеко, и чем дольше стоял на нем человек, тем дальше, тем шире видел он. Скоро видели мы не только Москву, а совсем уж далекие южные степи и горы, которые синели над ними. Ясно была видна двуглавая снежная вершина — Эльбрус. — Смотри-ка, смотри! — закричал вдруг Длинный и больно схватил меня за локоть.— Сюда смотри, ближе, ближе. Я перевел взгляд с Эльбруса на черноземные степи, миновал Москву, а Длинный тянул меня еще ближе. Я вплотную приблизился к городу Карманову и вдруг ясно увидел внизу, под нами, сразу за городом, зеленое озимое поле, которое точно посредине разрезала проселочная дорога. По дороге мчалась лошадь, запряженная в телегу, а за нею с коляской мотоцикл. ПОГОНЯ Мотоцикл ревел. Отсюда, с мостика, слышен был этот рев, перекрывающий мирные кармановские звуки. — Наддай! Наддай! — кричал из коляски капитан. Вася наддавал. Выкручивал рукоятку газа, изо всех сил прижимался к баку с бензином. — Вот-вот! — волновался Длинный. — Сейчас накроют. Но накрыть Моню Вася и капитан никак не могли, хоть и мчались изо всех сил. В этом было что-то загадочное, ведь телега с Моней на борту была недалеко, от силы метров тридцать. — Да что такое? — горячился Длинный переживая. — Что он, заколдованный, что ли? Но Моня, конечно, не был заколдован. Заколдована была дорога. Много лет подряд колдовали над нею бульдозеры и коровьи стада. Они-то наколдовали столько колдобин, что превратили дорогу во что-то, не похожее ни на что. Только сбоку, в профиль, имела она сходство с гребнем гребенчатого тритона. Но если гребенчатый тритон сам живет в воде, то здесь вода находилась в колдобинах, куда ранней весной и приползали нереститься гребенчатые тритоны из кармановского пруда. В иных колдобинах водились и караси. Мотоцикл, вгрызаясь в дорогу, порой скрывался из глаз, а вместо него бил фонтан, будто на этом месте открылась нефтяная скважина. Лошадь была умней мотоцикла, даже и милицейского. Она знала колдобины наизусть, чувствовала, куда надо шагнуть. Впрочем, телега иногда подскакивала на всех четырех колесах, а то и плавала, подобно барже. — Поберегись! — крикнул Моня и метнул бидон. С реактивным свистом бидон пролетел над головой капитана. — Наддай же! Наддай! — просил капитан, Вася и так работал на предельных оборотах. Надо было что-то придумать, и капитан рискнул. На полном ходу отвинтил он коляску, прыгнул на заднее седло. Мотоцикл сразу рванулся вперед. Расстояние между ним и телегой медленно сокращалось. — Давай! — орал с трибуны Длинный. — Береги бензобак!—крикнул Моня и снова метнул бидон, за ним — другой. Когда все бидоны вылетели за борт, расстояние между лошадью и мотоциклом снова стало увеличиваться. Увидев такое дело, Моня развеселился. Он оглядывался, улыбаясь, показывал фигу, приветственно подымал шляпу и прощально ею махал. Борода его развевалась на ветру, как пиратский флаг. Капитан достал пистолет. Левой рукой он покрепче обнял Васю Куро-лесова, а правой стал целиться. Но мотоцикл так кидало в стороны, что выстрел грозил самоубийством. На полном скаку мотоцикл ворвался в особенно коварную колдобину, и капитан Болдырев вылетел из седла. Он висел в воздухе, держась рукой за Васину шею, а мотоцикл по-прежнему мчался вперед. Волей-неволей капитан вынимал Васю из седла. Дело могло плохо кончиться. Оба они могли сию же секунду оказаться в грязи, а это грозило плохими последствиями. Надо было немедленно что-то решать, и капитан принял решение. Он отпустил руку. Вася остался в седле, а сам капитан пролетел над дорогой и, чувствуя, что падает в грязь, проделал в воздухе двойное сальто. Он приземлился на обочине, вполне устояв на ногах. На сером его костюме не было и пятнышка. Мотоцикл рванулся вперед, догоняя телегу, а капитан поднял пистолет. Грянул выстрел. Пуля ударила в колесо, вышибла в нем особо важную спицу — колесо отвалилось. Моня выпал из телеги в лужу и камнем пошел на дно. 25
|