Костёр 1960-06, страница 48Что-то очень теплое и нежное пробежало по душе Глеба и ему захотелось тут же дать Вариной матери суровую мужскую клятву: «Клянусь, буду защищать до последней капли крови, вот вам моя честная рука». Глеб не успел высказать эти благородные и возвышенные мысли. За спиной у него что-то хрюкнуло, кашлянуло, а потом начало смеяться. Даже не смеяться, а громко и нахально похохатывать. — Варя, ты почему смеешься? — строго и недовольно спросила мать. Варя зажала рот ладонью, но не удержалась и фыркнула изо всей мочи. — Я-я-я не смеюсь... Он же не мужчина, я им сама командую. Путаясь в длинных полах халата и натыкаясь на койки, Глеб пошел прочь из палаты. Он шел с твердым намерением — дождаться Варю во дворе и там свести с ней короткий, но суровый и справедливый счет. От реки уже тянуло вечерней прохладой, острыми горьковатыми запахами болотных трав и перегнивших коряжин. Халаты, которые по-прежнему висели на веревке, простелили по двору длинные синие тени. К Глебу подошла рыжая собака с белым пятном на хвосте и доверчиво ткнула носом в руку. Видимо, и ей было сейчас грустно, хотелось ласки и человеческого участия. Глеб все сидел и сидел на лавочке и ждал Варю. Умерла она там в конце концов, что ли? И тут дверь скрипнула и Варя появилась на крылечке. Остановилась, склонила голову, будто перед казнью, и сказала: -—■ Ты, Глеб, меня прости. Я никогда больше не буду... Перед Глебом никто еще не извинялся, но он хорошо знал — если просят прощения, — бить уже нельзя. Ну, ладно, пошли домой, — сказал он.— Только в следующий раз смотри... Варя без разговоров уступила весла Глебу. Она сидела на корме молчаливая, притихшая. Вечернее солнце опускалось за тучу. Казалось, там горел не ярким, но чистым и ровным пламенем костер. Вдоль берега тянулась густая темная полоса, и только чуть подальше, на быстрине, разливалось, будто цветущий багульник, нежное фиолетовое зарево. Только тут, на реке, Варя рассказала что произошло в больнице, и почему она так задержалась. Оказывается, Варя про все разболтала матери — и про то, как они щелкали Димку Кучерова по носу, и про то, как сожгли телеграмму, а потом ходили искать, но так и не нашли Зину-Зинулю. Глеб даже весь съежился и невпопад заколотил веслами по воде. Тайна раскрылась и теперь все узнают, как нехорошо и как подло они поступили... Опустив голову, не глядя по сторонамг Глеб вел лодку быстрыми, нервными рывками. — Ты на меня, Глеб, не сердись, — сказала Варя. — Сердиться не надо. Мы сейчас придем к папе и скажем: «Папа, мы с Глебом дураки, и мы сами виноваты. Ты поскорее посылай людей в тайгу и разыщи Зину-Зинулю». Папа у меня, знаешь, какой? Он у меня добрый... Да, теперь им больше ничего не оставалось — только поверить в чудо или в доброго папу. Но в чудес'а Глеб не особенно верил. Если они где-нибудь и были, то только не здесь, не в тайге. С тайгой не шути. Если тайга возьмет кого в свои могучие зеленые лапы, отбиться от них нелегко. Глеб до сих пор помнил тот день, когда погиб отец. К избе подъехала телега, и в ней неудобно и тяжело лежало что-то большое, накрытое жестким серым брезентом. В дом Глеба не пустили. Пока набежавшие откуда-то старухи обмывали отца и надевали на него в последний раз белую чистую рубашку, Глеб сидел у Пуховых и плакал. А потом гроб положили на белые полотенца и понесли на кладбище... Глеб уже тогда понял — в тайге не зевай, в тайге держи ухо востро. На какое же чудо надеется он теперь? Нет, никакого чуда не будет. Надо скорее плыть к красным вагонам и рассказать про все брату или Георгию Лукичу. Может быть, еще не все потеряно и еще можно что-нибудь сделать... Глеб налег на весла. Чувыр, чувыр, чувыр, — неслось в тишине. Над рекой уже стояла ночь. В черной маслянистой воде горела желтым огнем длинная, похожая на веретено звезда. Вот они и дома. Тихо и темно в тайге. Вокруг ни одного огонька. Варя пошла в «контору», а Глеб к себе. Сейчас он разбудит Луку, Сережу Ежикова, честно и открыто признается им во всем. Глеб поднялся по лесенке, открыл дверь- В вагоне никого не было. На кроватях Луки и Сережи Ежикова лежали скомканные простыни; на полу валялись подушки. Было во всем этом что-то очень загадочное и страшное. Глеб рывком толкнул дверь и прыгнул вниз, на землю. К Варе. Скорее к Варе! 46
|