Костёр 1960-07, страница 23

Лохматый заспанный паук-музыкант выполз из своего убежища, поглядел вокруг и начал настраивать лапой серебряную струну.

Глеб наклонился, чтобы не оборвать головой струну, и пошел дальше.

Вскоре показались Три Монаха. Камыши, ржавые мертвые болота, а за ними — темная, уходящая в вышину громада скал. В глубь камышей тянулась узкая, протоптанная дикими козами тропа.

Лука выломил из куста боярышника длинную палку и, пробуя впереди себя вязкое неровное дно, зашагал вперед. Однообразно и уныло чавкала и вздыхала под ногами грязь: чав-чувы, чав-чувы...

Прошли уже несколько километров, но все еще не встретили ни одного распадка. Только кое-где, усыпанные плоскими гольцами, белели русла пересохших ручьев.

Лука шел впереди, не сбавляя шага и не оглядываясь по сторонам.

Интересно, долго они будут так идти? Ведь Лука говорил, что надо подыматься вверх и даже захватил с собой веревку.

Но вот Лука остановился возле огромного, скатившегося с крутизны камня и начал зачем-то осматривать его со всех сторон.

Что он там такое увидел?

Глеб переобувал сапоги и поэтому подошел позже всех. Он протиснулся в круг, посмотрел на камень и замер от неожиданности.

На серой плоской боковине были высечены две буквы, точно такие, как у него на сумке — «И. Д.».

Внизу под буквами виднелась короткая энергичная стрелка. Острый кончик ее показывал в горы.

Глеб невольно посмотрел в ту сторону, куда указывала стрелка. От самой подошвы горы, петляя меж каменистых выступов, тянулась вверх узкая полоска гольцов.

Полоска эта чем-то напоминала лестницу в старом большом доме. Крутые, выщербленные ступеньки, площадки с желтыми травяными ковриками для ног, и только вместо дверей с облупленными почтовыми ящиками и навек оглохшими звонками, виднелись призе

мистые кустики шиповника с красными, как кровь, ягодами.

Посовещались, что, как и к чему, а потом начали по очереди карабкаться вверх по «лестнице».

Лука уже стоял на площадке первого «этажа» и, прищурив глаз, внимательно следил за Глебом.

Но что ему этот подъем! Мелочь, пустяк!

Глеб мог взобраться куда хочешь!

Однажды он залез на толстую, высокую лиственницу, выбрал ветку покрепче и давай выкидывать всякие фокусы-мокусы. То присядет на одной ножке, то растопырит руки и стоит на верхотуре, как коршун.

Вслед за Глебом на площадку, где стоял Лука, поднялись Сережа Ежиков, Зина-Зинуля и Георгий Лукич.

Вторая площадка, третья, четвертая... На этой четвертой, предпоследней площадке, и началось самое неприятное и самое неожиданное.

Ливни, которые не переставая шумели всю весну, размыли гору, и теперь над пропастью тянулся лишь узенький ненадежный карниз.

Лука и Георгий Лукич молча посмотрели на этот карниз и полезли в карман за папиросами.

Положение и в самом деле было серьезное. Шли, шли и теперь, пожалуйста, поворачивай назад. Стыд, позор!

Глеб подошел к обрыву, измерил взглядом расстояние до последней пло-

куда? — вскрикнул

щадки. * — Ты Лука.

Но было уже поздно. Расставив руки, прижимаясь к гранитной стене, Глеб медленно двинулся по карнизу.

Один шаг, второй, третий... И вдруг камень, который Глеб нащупал ногой, качнулся и с грохотом полетел вниз.

В душе Глеба что-то оборвалось. Он стоял, прижавшись к стене, и всем телом чувствовал черную страшную глубину пропасти. Еще минута, еще несколько секунд, и он сорвется и полетит с карниза.

Неужели он может умереть?

19