Костёр 1967-02, страница 50
РАССКАЗЫ О БЛОКА Е А. Крестииский Рисунки II. Кустова В этих рассказах нет выдумки. Разве что имена и фамилии другие. Когда началась война, мы перешли в пятый класс. Когда фашисты блокировали Ленинград, нам было по тринадцать. Те из нас, кто пережил первую блокадную зиму, весной пошли в школу, а летом, неподалеку от города, выращивали овощи для защитников Ленинграда. У многих сегодняшних ребят о нас, тогдашних, такое представление: фашисты сыплют на город зажигательные бомбы — а мы эти бомбы тушим. Фашисты засылают в город шпионов — а мы этих шпионов ловим... Все это было —- и бомбы и шпионы. Но далеко не каждому удалось потушить бомбу или поймать вражеского лазутчика. Враг испытывал нас не только бомбежками и обстрелами. Он испытывал нас голодом и холодом. Он испытывал наш характер и волю, нашу честность и дружбу, наше человеческое достоинство. Эти испытания были не легче, а порой труднее. Автор Нитька Некрасов На площади, на солнечной стороне — толкучка. Инвалиды, солдаты, матросы, раненые из госпиталей. Идет мен: табак на хлеб, хлеб на папиросы, папиросы на водку, водку на табак, табак на спички... Кому что надо. Толкучка густая, но тихая. У стены, где булочная, сидит безногий. Шинель внакидку, полы обрезаны неровно, обрезками замотаны культяпки. Сидит он с прикрытыми глазами и бубнит: — Табацок, кому табацок... У меня не хватает духу шагнуть в эту медленно текущую толпу, начать: «Табачок, кому табачок...» Как в холодную воду войти. Наконец решаюсь. Держу на ладони пачку махры — последнюю, оставшуюся от отца. — Махорка, кому махорки... Снизу легонько бьют по руке. Бац — и ладонь пустая. Смотрю вокруг, под ноги — нет моей махры, а толпа напирает, толкает, бранится, что стою как дурак. — Не зевай, корешок, голову унесут! Глаза совершенно голубые — в упор. -- Эх, ты, салага... Мичманка со сломанным козырьком, женская вязаная кофта, из ворота торчит цыплячья шея — вот что я успел разглядеть. Мальчишка как провалился. Я выбрался из толпы и — к дому. Такая неудача... — Эй, постой! Оглядываюсь — Вязаная кофта. Догоняет меня вприскочку. Хромой, вроде. Широченные клеши, одна штанина рваная до колена. Догнал. Смотрит. — Ты, разве так торгуют! Что я стою, что молчу? Он украл — ясное дело. — Думаешь, я? На, обыщи! Задрал свою кофту и выпячивает голый живот в цинготных пятнах. Так я и поверил — сплавил уже кому-то мою махорку. Выворачивает карманы. Кроме зажигательного стекла — ничего. Подбрасывает стекло, ловит и говорит: — Гляди, как надо работать. Прихрамывая, идет на угол, где солнце печет. Я за ним. Он наводит стекло на кофту, кофта дымит и воняет, 50 |
