Костёр 1967-02, страница 51

— Видал? Гиперболоид!

Чего радуется? Подумаешь, стекло...

Тут он начинает приплясывать на месте, помахивая этим своим стеклом, и кричит нахальным- голосом:

— Солдатики, матросики! Кому прикурить? Зачем на спички тратиться? Подходи — кто первый...

Первым подошел старшина с мешком за плечами. Сунул цигарку.

— Давай, давай поскорее.

— Сейчас, товарищ старшина.

Махра на конце толстой цигарки закурчавилась, задымила. Старшина жадно раскурил, втягивая небритые щеки. Глаза у него слезились.

— Порядок...

Он побежал, потом вернулся, долго рылся в карманах шинели, наконец, достал кусок сахару, весь в табачных крошках, сунул Вязаной кофте — на! — и ходу.

— Видал? Чистая работа! Волга-Волга!

Вязаная кофта сиял. Я глядел на него, как

на фокусника в цирке.

— Кому прикурить, кому прикурить? Бесплатная прикурочка, прямо от солнца! Подходи, у кого спичек нет!

Спички мало у кого есть. Редкая вещь. Подошел командир. Улыбается снисходительно— давай, мол, побалуюсь. Папиросу протянул, «Казбек».

— О-о-о... — Вязаная кофта взял папиросу осторожно, как стеклянную, — мировая!

— Куришь? — спрашивает командир. — Как тебя зовут-то?

— Виктором... Я нет, батя курит.

Командир достает еще казбечину.

— Это для бати. А за прикурку спасибо.

Улыбается, словно Вязаная кофта родственник ему. А тот и рад, кричит вдогонку:

— До скорой встречи в день победы!

Подплывают два матроса. В обнимку. На

бескозырках — «Крейсер «Киров». Один берет у Витьки стекло, долго наводит, рука не слушается: «А, чтоб тебя...» Прикурил, отдал стекло, смотрит на Витьку тяжелыми глазами, потом — хлоп по плечу! — тот так и присел.

— Придешь к кораблю, спросишь Васильева Петра, понял? Петра. Понял? У нас Николай есть Васильев, это не я... Понял?

Витька потирает плечо, а сам — я вижу — сам доволен. Еще бы! Везет человеку. Интересно, куда он девал мою махорку?.. А может, не он? Может, кто другой? Скорей всего. Иначе зачем он меня догонял?

— Продай, парень, стеклышко...

— Не продажное, прикурить — пожалуйста.

— Э, прикурить... Лето на носу, солнЦа Мйб-го, а спичек нема...

— Что, выписался?

Солдат вместо ответа кивает на левую руку — она в бинтах...

— С Ленинграда?

— Колпинский.

— Ладно, бери, если колпинский...

Солдат бережно прячет стеклышко в карман гимнастерки, застегивает пуговицу, похлопывает здоровой рукой по груди:

— Ну, спасибо, — говорит, — вот спасибо-то. А это — тебе. Держи. Энзе!¹

Он протягивает Витьке кусок сала, весь в крупной серой соли, граммов на двести кусок! Витька взвешивает его на руке и опускает в карман.

Карманы у него оттопырились: там сухари, сахар, гороховый концентрат, а теперь еще сало... Солдат прощается с Витькой за руку. Я не выдерживаю.

— Как же теперь?

— Ты про что?

— Ну, стекло отдал — зачем?

— А черт с ним! Гляди — полный гастроном! Волга-Волга!

— Погоди, я к бате сбегаю, сейчас вернусь.

Путаясь в клешах, он идет мимо толкучки,

с кем-то здоровается, с кем-то шепчется, спорит — все по пути. Вот дошел до безногого, присел рядом на корточки, опоражнивает карманы... А безногий смеется, доволен.

Потом Витька возвращается ко мне, морщит лоб.

— Батя хотел «Казбек» закурить, а стекла нет...

— Знаешь, — говорю я, оторопев от собственной доброты,— пойдем ко мне, у меня фотокор есть, там стекло увеличительное. Вывинтим — и все!

— Ну-у...

— Пойдем, пойдем!

Я боюсь, что Витька откажется.

— Мне этот фотокор совсем не нужен, честное слово!

Кажется, там два стекла, — еще лучше: будем вдвоем стоять на площади, на этом жарком углу. С Витькой не пропадешь.

Мы шагаем по Красной улице, к дому. Я спрашиваю:

— Ты чего в школу не ходишь? С первого мая открыта уже.

— Некогда, — отвечает Витька.

— А ты завтра приходи, столовая у нас, кормить будут!

— Ну да? Приду!

¹ Н3 — неприкосновенный запас.

51