Костёр 1967-10, страница 19

Костёр 1967-10, страница 19

Тихо подпевал дяде Порфирий, глухо завыл в палатке Чанг, река шумела, костер трещал...

Я сидел боком к огню, боясь пошевелиться— так жутко мне стало: мне казалось, что на костре горит старый дядин друг Бакрадзе, мученик и герой, товарищ Желябова и Перовской, руки которого, иссохшие от кандалов, много приготовили бомб...

— А сердце его не хотело гореть! — крикнул вдруг дядя. — Не хотело гореть! С нами

хотело остаться! — глаза дяди сверкнули. Доннерветтер, какое это было сердце! Нежное, гордое, смелое! Весь век по тюрьмам да этапам скиталось, всю свою жизнь! Бескорыстное сердце...

Положили мы его сердце под камни, над морем. Обелиск из камней сложили. А пепел по ветру развеяли...

Я смотрел то на дядю, то на Порфирия, но они молчали.

II О Р Ф IIР II Й

Я заметил, что Порфирий вообще не очень разговорчив. Скажет слово, улыбнется и опять молчит. Зато улыбка у него была удивительная. Одна такая улыбка стоила целой беседы, целого сердечного разговора. Никто бы не мог догадаться, что у него может быть такая улыбка, когда он не улыбался. Лицо у него тогда было замкнутое и глаза непроницаемые.

«Так вот и ошибешься в человеке», — подумал я.

— А вы бы тоже рассказали что-нибудь, — попросил я. — Где вы так научились на бревне кататься? Как в цирке!

— В каком там цирке! Сплавщиком был, научили. Я плоты по Онеге гонял, из-под Каргополя в Белое море. На порогах заторы из •бревен образовывались, дак я те заторы багром растаскивал. Не один, конечно, — с товарищами. Растащим все бревна, которые сцепятся — целую гору! — а на последних бревнах уже нельзя всем оставаться: опасно! Тут кого посильней оставляли да половчей. Мне часто приходилось. Как весь затор растащишь— бревна и побегут по реке, и ты на них! Спервоначалу страшновато было, а потом пообвык: багор в бревно воткнешь, а сам пойдешь на другой конец оправляться...

— Как «оправляться»? — не понял я.

— Да как, — усмехнулся Порфирий, — извини за выражение: штаны снимал...

Я покраснел.

— Это высший шик у них был, у сплавщиков,— объяснил дядя.

— Самый-то шик был не этот, — возразил Порфирий. — Самый шик был — бутылку на комель поставишь, с водкой, конечно, и плывешь через плес. Как переплыл — так и бутылка твоя, и еще поставят мужики, на сколько поспоришь. Хотите, покажу? — приподнялся Порфирий.

— Сиди уж! — прикрикнул на него дядя.— Сейчас будет разговор о тебе. Привез я тебе новость. Узнал одну вещь про тебя. И не догадаешься какую!

— А вызнал, дак говори!—усмехнулся Порфирий.— Где вызнал-то?

— В Испании.

— Ну уж и в Испании!

— Ты слушай!—сказал дядя. — В Испании было много разного народа. И немцев, и англичан, и французов — антифашистов. Ну, и наших, конечно, русских. Москвичей я там встречал и из других городов. Интереснейшие были люди! Цвет, так сказать, интернационала. Но дело не в этом...

Дело в том, что встретил я раз в штабе нашей бригады одного полковника. Чувствую по выговору — северный человек! Так же мягко, как ты, слова выговаривал, на «о» нажимал, словечко «дак» пару раз вставил. Я, конечно, к нему с вопросом: откуда, мол? Оказалось — архангельский!

Разговорились мы с ним о жизни: выяснилось, что он в девятнадцатом году на Онеге красным командиром был. Как и ты, англичан да французов отсюда выгонял...

— А здесь были англичане? — спросил я.

— Были, — кивнул дядя. — На кораблях сюда к нам пожаловали. Хотели оттяпать у

нас Север. Только недолго пришлось им тут

%

хозяйничать — через год они уже улепетывали... Порфирий тогда на Онеге партизанил...

— Как фамилия того человека? — спросил Порфирий.

— Фамилию ты его знать не можешь!—сказал дядя. — Ты его даже в глаза не видел! А он тебя видел и все знает про тебя. Даже больше, чем ты сам про себя знаешь! На руках, можно сказать, тебя вынес... Вспомни-ка, как ты баржу в устье Онеги подрывал. Расскажи поподробнее, Мише будет интересно...

— Да что тут подробнее рассказывать,— отозвался Порфирий.— Когда англичане к нам в Онегу пришли, заварушка у нас началась сумасшедшая. Одни англичан в порту хлебом-солью встречали, другие в подполе сидели, конца своего ожидали. Много народу было тогда побито, порезано, потоплено. Каждую

3 «Костер» № 10

17