Костёр 1967-11, страница 26

— Обыкновенно! — сказал дядя. — Они занимались этим под руководством Потаиыча Большого: находили в реке у берега две ямы, одну ниже другой. Потапыч Маленький залезал в верхнюю яму и мутил в ней воду, ныряя на дно — мутная вода текла вниз. Тогда Потапыч Большой с ревом плюхался в яму пониже— рыба в ужасе кидалась вверх по течению, и тут-то Потапычи гнали ее, рыба сбивалась в мутной воде с дороги и выскакивала на берег. Потапычи всегда были с хорошим уловом.

— А по-человечески они не ловили? — спросил я.

— Доннерветтер! Не лезь поперед батьки в пекло! Ловили и по-человечески. А еще они ловили рыбу бочками... В закрытой со всех сторон бочке прорезалась дыра — в крышке. В бочку насыпали крошки хлеба или пшенную кашу. Потапыч Большой брал эту бочку на плечо, относил ее к реке и клал где-нибудь на дне, в яме... Через полчаса бочка бывала полна рыбы! Тогда медведь вытаскивал ее из реки, сливал воду и тащил полную, закупоренную бочку рыбы домой. Оставалось только насыпать соли, перетрясти бочку — и готова закуска! Этому научил медведя Потапыч Маленький. Как, впрочем, и многому другому...

— Чему другому? — нетерпеливо спросил я, пока дядя раскуривал головешкой свою грубку.

— Они многому научили друг друга, — сказал дядя. — Любому из них эта дружба пошла на пользу. Не так, как это бывает у некоторых. Потапыч Большой научил, например, мальчика находить в земле сладкие съедобные корни. А мальчик научил медведя высвобождаться из капканов.

У этих двух столь разных Потапычей было много общего, недаром они передавали друг другу свой жизненный опыт.

Старый смотритель тоже любил Большого Потапыча. Иногда смотритель запрягал лошадь, и оба Потапыча отправлялись в город, на базар. Успех они имели потрясающий!

Они весело подкатывали к базарной площади. Медведь, сидя в бричке, важно поднимал лапу, приветствуя шумную толпу, и кивал всем лобастой башкой. Они слезали с брички. Потапыч Маленький привязывал лошадь к коновязи и задавал ей овса. Потапыч Большой брал в лапы большую корзину, и они шли по рядам, накупая и складывая в нее все, что им было наказано дома. Их встречали шутками и смехом, наперебой зазывая к себе и задаривая всякой всячиной. Все их любили. Ну, и они в долгу не оставались — давали на площади представления. Народу на эти представления

собиралось уйма! Особенно во время ярмарки. Толпа образовывала широкий круг, в середине этого круга выступали Потапычи. Главным артистом был Потапыч Большой. Он показывал разные шутки, популярные в те времена. Например: «Как баба белье полоскала».

Мальчик повязывал медведю платок на голову и наряжал его в юбку. Медведь делал вид, что подходит с бельем к реке, уморительно виляя задом. Он искал у воды укромное место, задирал подол, присев на корточки, чтобы не замочить в реке юбку, и начинал полоскать белье, отжимая и складывая его в корзину. И хотя в лапах у него ничего не было, но создавалось впечатление, что баба полощет белье.

Или еще такую шутку: «Как пьяный городовой за горничной ухаживает».

Пьяного городового изображал Потапыч Большой, а горничную — Потапыч Маленький. Потапыч Большой, подбоченившись, крутил воображаемые усы и кланялся горничной. Он пытался ее обнять и поцеловать ей руку, но вдруг пьяно спотыкался и падал, и плакал пьяными слезами, сидя на земле, и обхватывал голову руками, а потом тут же засыпал, оглашая всю площадь могучим храпом.

Потапыч Большой был замечательным мимическим артистом — все сцены выполнял он с потрясающей убедительностью, он был реалистом, черт возьми! — воскликнул дядя.— Его баба была именно бабой, а городовой — городовым! И вместе с тем перед зрителями был медведь, со всеми своими звериными повадками и ухватками, и этот контраст между изображаемым и изобразителем был настолько комичен, что все, бывшие на площади, чуть с ума не сходили от смеха! С некоторыми даже случались судороги — такой это был артист!

В конце представления два Потапыча лихо отплясывали русскую или комаринскую...

Один раз в жаркий солнечный день представление было в разгаре. Потапыч Маленький стоял в середине огромного круга толпы, наряженный горничной. На нем был белый ситцевый платочек, белая кофта и юбка. Левой рукой он поддерживал локоть правой, а пальцами правой упирался в подбородок, кокетливо опустив глаза. Вокруг него увивался Потапыч Большой. Он был подпоясан широким ремнем, на котором болталась деревянная сабля, на голове торчала бумажная фуражка, а на лохматой медвежьей груди висели на ниточках прикрепленные к шерсти огромные бляхи, вырезанные из серебряной бумаги. Городовой — Потапыч Большой — восторженно ревел, пытаясь облапить горничную, и приплясывал на месте. Иногда он отдавал горничной честь„

24