Костёр 1967-12, страница 14

Он сидел в пустой камере, кусая губы, и думал о матери, которую едва успел обнять, об отце, об оставшихся на свободе товарищах — да мало ли о чем! — все это были думы невеселые...

Дядя замолчал, раскуривая трубку, и я опять услышал голос дождя.

— Пока он сидел, его друзья не дремали. Надо было его срочно спасать, пока беднягу не перевели в тюрьму покрепче. Шервашидзе и Сайрио разработали план побега. План придумала сестра Потапыча, она несколько раз приносила ему в тюрьму передачу. Она все и придумала, а Сайрио с князем разработали подробности. Вокруг тюрьмы был пустырь, а неподалеку — маленькая рощица... Примечай, это тоже важно! —сказал дядя.

— Примечаю, — сказал я.

— Предварительно сестра обработала надзирателей. Во-первых, она вручила всем деньги, которые дал на это дело Шервашидзе. Тут нужно заметить, что тюремщики еще не знали, что ее брат и есть тот самый знаменитый революционер, которого ищут в Кутаиси и за голову которого назначена премия в 10 000 рублей...

— Ты же говорил 2000?

— Цена все время росла, черт возьми! И не прерывай, пожалуйста! — крикнул дядя. — Сестра сказала надзирателям, что к ним в гости приехал фронтовой товарищ ее брата, с которым он-де вместе был в японском плену. Она рассказала надзирателям целую сказку! Она сказала, что брат ее несчастный человек, что он вовсе ни в чем не виноват, что он бежал не с фронта, а из японского плена, и что когда он бежал из плена, то этот самый товарищ — она намекала на Сайрио — передал Потапычу какие-то поручения для своей семьи. А сейчас он сам приехал из плена и нигде свою семью разыскать не может. Потапыч — единственный человек, который может ему в этом деле помочь. Она попросила надзирателей разрешить двум несчастным друзьям свидание, дабы они могли потолковать с глазу на глаз. Все она пустила в ход: деньги князя, свою трогательную сказку, и улыбки, и, конечно, слезы. Надзиратели согласились. В назначенный день к вечеру сестра привела Сайрио на свидание к Потапычу. Сайрио оделся возможно жалостливее, в рваную старую солдатскую форму. Он произвел на надзирателей благоприятное впечатление бедного придурка. Надзиратель вывел Потапыча из камеры. Потапыч был обо всем предупрежден сестрой. Свидание происходило так: между арестованным и его гостями была железная решетка с дверцей, запертой на за

мок. Как только Потапыч подошел к решетке, Сайрио вскинул руки и заорал: «Дружище! Какая встреча! В тюрьме!» — и грохнулся наземь. Надзиратель решил, что парень потерял сознание, и хотел ему помочь — отпер дверцу и вышел. В ту же секунду Сайрио вскочил с пистолетом в руках, и у сестры в руках был пистолет, наведенный на надзирателя. Его тут же обезоружили и связали. Через несколько минут беглецы были в роще: там их ждали оседланные лошади и небольшой конный отряд молодых грузин. Они помчались как ветер — и сестра вместе с ними. Теперь она уже не могла возвращаться домой. Она вступила на путь своего брата...

— Стала революционеркой?

— Вот именно, — сказал дядя.

— Навсегда?

— Навсегда! — сказал дядя. — И с честью прошла этот путь!

Дядя замолчал, и опять заговорил дождь — о чем-то своем, неизменном — а дядя стал раскуривать трубку. Дядя всегда очень много курил. Почти никогда не выпускал он изо рта своей трубки. Он всегда дымил, как вулкан, внутри которого бушевало пламя.

— А куда они ускакали? — спросил я.

— В укромное местечко! — сказал дядя.

— Чтобы сидеть и не высовывать носа?—-спросил я.

— Нос они все-таки высовывали, да еще как! — сказал дядя.

— Как?

— А так, что еще не раз оставляли жандармов с носом! — рассмеялся дядя. — Настоящий революционер не может не высовывать носа! Иначе он не революционер! Я, конечно, говорю о профессиональных революционерах. Именно таким был Потапыч...

— А куда они удрали?

— Сестру Потапыча князь отправил за границу, в Берлин. Там она изучала немецкий язык, училась, не оставляя революционной работы. В те годы за границей жило много русских революционеров. Все они бежали от царской охранки. Особенно в годы реакции...

— Какой реакции?

— После разгрома революции 1905 года почти все революционеры или сидели в тюрьмах и ссылке, или в глубоком подполье, или бежали за границу. В стране была задавлена всякая свобода: я уже не говорю о митингах и демонстрациях — даже говорить люди боялись, даже думать! Это и называется реакцией...

— И Потапыч бежал за границу?

— Потапыч пока еще нужен был здесь. Он

12