Костёр 1968-07, страница 42Двадцать дуро. Чудесные двадцать дуро, одной бумажкой. Дионисьо не мог выговорить ни слова, он просто задыхался от восторга. — Спасибо, крестный! Вот здорово! — Но, гляди, тратить не смей! Не смей! Дионисьо действительно спрятал деньги подальше. Правду сказать, по-настоящему он хотел только стать членом банды Манолито. Больше ничего. Он положил деньги в шкаф, среди рубашек, и, зная, что они там, был спокоен. Первые дни он иногда подходил к шкафу и смотрел на них. Тогда ему вспоминался рассказ из одной книжки, рассказ о скупом, который берег свое золото в укромном месте и ласкал его. Но он только довольно улыбался. И вот дней через пятнадцать-двадцать случилось нечто неожиданное. Дело было в понедельник к вечеру. Дионисьо вышел из лавки и решил не ходить на занятия, а лучше погулять по равнине. Приближалось лето, солнце еще не ушло за горизонт, а низко висело над волнистой поверхностью моря. Подойдя к лачугам, он услышал крики и пустился бежать вслед за оравой, спешившей на голоса мальчишек. В семье Манолито случилось несчастье. Его отец, каменщик, упал с лесов и сломал себе ногу и три ребра. Отца увезли в больницу, а мать, громко рыдая, стояла на пороге дома в окружении соседок. Вдали от всех, прямо па земле, сунув руки в карманы, сидел Манолито. Лицо его было бледно и сурово. Дионисьо почувствовал, как ему вдруг стало ужасно жалко мальчика. Он подбежал к Манолито и остановился, глядя на него. Ему хотелось сказать тому какие-нибудь хорошие слова, но он не мог их найти. Наконец Манолито поднял глаза (как в тот день, когда он увидел Дионисьо с бутербродом). Под взглядом его черных глаз Дионисьо оцепенел. — Пошел отсюда, гад! — прошипел Манолито. — Проваливай! Дионисьо медленно пошел прочь. Он чувствовал на спине, на затылке тяжесть чужого отчаяния. В эту ночь он принял решение. Ему даже не казалось, что он приносит жертву. Он встал пораньше, не заходя в лавку, выбежал через заднюю дверь и помчался к лачугам. Одну руку он держал в кармане и крепко сжимал в ней бумажку в двадцать дуро. |