Костёр 1969-08, страница 21
— Верди! — говорит. — Великий итальянец!— он поднял кверху руку с указательным пальцем. Я невольно посмотрел на потолок. Тут же я понял, что там, на потолке нет ничего, это он так про итальянца с чувством выразился. И чего ради я на его палец смотреть стал как дурак! Мне поскорее отсюда выйти хотелось. Не интересовал меня великий итальянец. Меня другой итальянец интересовал. Как его фамилия, забыл, в каком-то журнале его видел. Здоровенный он был — жуть! Одним ударом, говорят, стенку пробивал. А может, врут... Как только кончилась репетиция, я промчался мимо оркестрантов и выбежал на улицу. Уже на улице я вспомнил, что арфу ему обратно нужно тащить. Ничего, кто-нибудь поможет, вон их там сколько, этих музыкантов, ну ее, эту арфу! * * * Опять я сижу за арфой. Вчера я подрался. Вышел во двор, вспомнил фильм, увидел соседа Акифа Бахтиярова и говорю ему: «Помнишь, как ты меня ногой ударил, когда я был маленький?» Он на меня удивленно посмотрел и спокойно спрашивает: «Когда?» Совершенно нахально говорит, прекрасно ведь знает когда, и все только потому, что старше меня на два года. Но сейчас я не такой, какой был раньше, когда мне ногой можно было поддавать. Я подошел к нему, размахнулся и со всей силы ударил его. Я решил, что он, как в кино, тут же свалится. А он схватился за скулу, заорал на весь двор и на меня кинулся. С трудом нас разняли. Он меня все время за лицо хватал и царапал. И вот я сижу за арфой. — Я очень недоволен твоим лицом, — говорит мне Рудольф Инкович. — Ах, это вы об этом? Так это я упал. — Как упал? — Шел и упал. — Почему же я не упал? — Смотрели себе под ноги, вот и не упали. — Ха! Любопытный ответ! Ну, а ты почему же не смотрел себе под ноги? Я опустил голову и плечами пожал. — Он этого не знает! А кто же знает? Я? Ты не упал, вот в чем дело! Мне очень хотелось, чтобы он думал, будто 40 w я упал. И еще мне заниматься не хотелось. И разговаривать мне тоже не хотелось. — А потому ты не упал, — слышу я словно издалека голос Рудольфа Инковича, — что ты мне сейчас неправду говоришь... — Напрасно, — говорю, — вы так думаете... — А я и не думаю. Я точно знаю. Меня ведь очень трудно обвести вокруг пальца, старого опытного педагога. — Очень мне нужно вас обводить, — го- V 7 ворю. — Однако обводишь. Если кошка, так скажи, что кошка. — Ага, — говорю, — кошка. — Врешь. — Да чего мне врать-то! — Зачем же ты мне врешь, вот не понимаю! Даже обидно. Нельзя врать своему учителю, ты понимаешь это? Я ведь все вижу. Если ты мне будешь врать, обманывать меня, как же мы можем, посуди сам, быть с тобой в хороших дружеских отношениях, строить наши занятия на взаимопонимании, на доверии, а ведь мы занимаемся МУЗЫКОЙ! — Что вы от меня все-таки хотите? — спрашиваю. — Я хочу, чтобы ты был честным. Моя обязанность педагога, об этом много пишут в газетах, не только выучить тебя играть на этом инструменте и привить тебе любовь к прекрасному, но и сделать тебя честным человеком. — Значит, я вам врал, по-вашему? — Безусловно, врал. Я рукой махнул и сознался: — Ну, и правильно, врал. Он так обрадовался! Встал. Потрепал меня за ухо. И говорит: — Спасибо. Это все, что мне было нужно. 7 v % А что там с тобой произошло, можешь и не рассказывать. Если это твоя тайна, можешь ее при себе оставить. Право твое. Но врать... — Да никакой тайны нету, — говорю, — какая там тайна... — А если нет — тем более, зачем это вранье затеял? Это уж совсем ни к чему! — Да ничего, — говорю, — я и не затевал, это вы затеяли. — Я затеял? — Ну, не вы, — говорю, — и не я... ничего такого и не было: просто подошел к пацану с нашего двора и как ему дам! — Кому? Пацану?! Зачем же ты это сделал? — Когда я был маленький, он меня ногой ударил... — Ну и ты? — А я ему в морду дал! — сказал я радостно, уверенный в том, что Рудольф Инкович поддержит меня на этот раз. Но он не поддержал. — ...Давать в морду... это недостойно человека... только неандертальцы, или... как их... только грубые животные... в таком возрасте... 3 «Костер» JY° 8 |
