Костёр 1969-08, страница 23

Он не стал рассказывать, что говорили древние греки.

Он стал шарить по карманам, достал ключ.

— Этот ключ, — сказал он, — вот от этой двери. От так называемой оркестровой двери. Каждый день, за исключением дней занятий, ты вот этим ключом будешь открывать оркестровую дверь, садиться за арфу и упражняться, упражняться, до тех пор, пока струны не начнут двоиться. Только таким образом можно чего-то достичь. Б противном же случае...

Он держал ключ в руке, а я смотрел на ключ.

— ...а потом вот этим же ключом ты закроешь оркестровую дверь.

Он все держал ключ.

Я хотел взять его, но он слегка отвел руку.

— ...Посредством этого ключа ты сможешь войти в таинственный мир звуков, мир музыки... Пусть это будет символ ключа скрипичного и басового...

— Пусть будет, — сказал я машинально, ни о чем таком не думал, а он как подначку воспринял.

— Ах, так! — говорит, и ключ, главное, мне не дает.

Ну, я стою, смотрю на него, жду, когда он мне все-таки даст ключ, а он заложил руки за спину и тоже стоит, на меня смотрит.

— За такие штучки, знаешь, что нужно делать?

— Бить морду, — сказал я сразу.

•— Вот именно! — сказал он.

Я старался смотреть виновато, хотя ни в чем я не был виноват, это уж точно.

— Знаешь что, — сказал он, — хватит. Если ты решил заниматься — давай заниматься. Не хочешь заниматься, скажи отцу, что не хочешь заниматься.

Я решил? Да я тут ничего не решал ровным счетом. Да и он ведь об этом прекрасно знает, а говорит. Буду я еще отца расстраивать!

— Конечно, я решил заниматься, — сказал я.

— Наконец-то я слышу разумные речи,— сказал он.

Он отдал мне ключ.

Я сунул ключ в карман.

— Не потеряй! — сказал он.

— Никогда не потеряю, — сказал я.

Если бы так каждый день занятия проходили, можно было бы на эту арфу ходить. Чтоб родителей не расстраивать.

JP ^fi

С ключом в кармане я себя как-то особенно чувствовал.

Все-таки, как-никак, что там ни говорите —

ключ. От оперы. Ну, не от оперы, от оркестра, но все равно как бы от оперы. Только вот опера эта ни к чему. И арфа тоже. Надо же! Ключ есть. Свой. Ну, не свой, почти что, можно сказать, свой. А не нужен Потому что от оперы. А опера мне совершенно не нужна. Обидно. Ключ в кармане. А словно его и нету.

Оперу я, наверное, никогда не пойму, до самой смерти. Некоторые говорят, что еще исправлюсь. Пройдет несколько лет, они со мной встретятся, и я буду до смерти любить оперу и многое другое, что я сейчас ненавижу. Арфу, например. Сколько кругом пророков и предсказателей, удивляешься только, почему они на завтра ничего не могут предсказать, если на целые годы предсказывают.

Я шел и ключ в кармане нащупывал.

Ирку встретил. Ключ ей показал.

— Неужели, — говорит, — тебя на арфе учат? Не может быть, чтобы тебя на арфе учили! — и хохочет вовсю, как будто так уж смешно.

— Еще как учат, — говорю,— все мозги забили.

Показал я ей пропуск, так она после этого чуть мне на шею не кинулась. Умолять меня стала, чтоб я ее в оперу провел. Она там одного артиста хочет увидеть. Девчонки за этим артистом как сумасшедшие бегали. Цветы ему на сцену кидали, у подъезда его часами ждали. Один раз они даже к нему домой завалились. Пришли и говорят: «Мы к вам пришли». Он спрашивает: «По какому поводу?» А они ни по какому. Просто без всякого повода. Стоят и молчат. Артист им говорит: «Если вам ничего от меня не нужно, так вы, прошу вас,

3*

19