Костёр 1969-08, страница 22
в наше время... куда смотрит ваша пионерская организация? — А куда смотрела пионерская организация, когда он мне ногой поддавал? — почти выкрикнул я. — Ногой? — сказал Рудольф Инкович. — Зачем же он это сделал? — Какая несусветная чепуха! Выходит, если я старше тебя, я должен тебе ногой поддавать? Да ты думаешь, что ты мне говоришь? Чушь! Бессмыслицу! Абсурд! — Однако он меня все-таки ударил, — сказал я. — Гм... — сказал Рудольф Инкович.— Грубое животное, вот и все! Но твой поступок... это недостойный поступок... как можно подойти и ударить человека в лицо? — А зачем он меня ударил? — спросил я твердо. — Зачем... зачем... — сказал Рудольф Инкович,— это безобразие, и... поступок твой такой же безобразный... — Поэтому я и не хотел вам говорить,— сказал я. — Все равно, это в сто раз лучше, чем врать. Взять, к примеру, меня. Никогда не врал. И никогда не ударял. Никогда в жизни ни на кого не поднял руки. А надобность была. Но я этого не делал. И никогда не врал. Потому что я честный принципиальный человек! Он был возбужден и расстроен. А я, главным образом, был рад тому, что мы с ним беседуем. Забыл он, что ли, про урок? Тем лучше. Так время пройдет, и он меня отпустит. Не будет же он со мной без конца беседовать. Насчет вранья — это он все-таки загнул. Ну„ вот я, например, честно заявляю: арфа мне не нравится — разве кто-нибудь меня слушает? Или, скажи я ему всю правду, скандал получится. — Никого в жизни не ударил, — сказал он опять. Нет, он не жалел об этом. Он гордился этим. — Почему же вы не ударили, раз надобность была? — спросил я. Он снисходительно улыбнулся. — Почему? Я тебе отвечу. Я просто убил морально, вот и все! — Ну и что? — А ты этого не знаешь, да? Что удар моральный в сто раз больнее, чем удар физический? Чему только учат в школе! Он скривил рот, задумчиво так посмотрел на арфу и сказал, как мне показалось, не совсем уверенно: — Надо думать головой, а не вести себя как в Техасе... — А как ведут себя в Техасе? — спросил я сразу. — В Техасе? Там сначала хватаются за пистолет, стреляют, а потом уже начинают думать, только уже поздно думать... — А вы были в Техасе? — спросил я. — Я не был в Техасе, — сказал он, — но знаю, что там ведут себя именно так... — Они, наверное, ходят там все увешанные пистолетами, — сказал я. — Не знаю, не знаю, — сказал он, — но ты ведешь себя так, как будто живешь в Техасе* а не в Советской стране. Он уже не мог остановиться. — ...сын достойных родителей... пионер... носит красный галстук на груди и наотмашь бьет в лицо своего приятеля... Я перебил его. — Не наотмашь, — сказал я. — Не хватает мне,— нально знать названия ударов! сказал он, — доско- — И он мне вовсе не приятель... — сказал я. — Он твой сосед! — сказал Рудольф Инкович.— Да знаешь ли ты, что древние греки говорили о соседях? — Он вздохнул. — ...Целый урок пропал из-за того, что ты ударил соседа* а тот исцарапал тебе все лицо. Дикая история! — Между прочим, — сказал я, — мой отец однажды дал в поддыхало одному вору, который ему в карман залез... — Твой отец, помнится мне, частенько расстраивал весь оркестр, — сказал он совершенно для меня неожиданно. — К сожалению, у меня теперь нет времени заниматься... 18 |
