Костёр 1969-10, страница 29
Ладно, спи. Удивившись, что отделался так легко, пацан засыпал. А при ночном обходе его поднимал дежурный воспитатель и подводил к зеркалу: — Почему не помылся на ночь, грязнуля? Пацан удивлялся своей черной физиономии, копался в памяти и вспоминал черную шапку. И тут перед ним вставала проблема: взять вину на себя или жалобным голосом рассказать воспитателю, как с ним нехорошо поступили старшие ребята. Один отвечал великодушно: — Забыл помыться. Такого совет старшеклассников избирал наутро почетным детдомовцем, и новичок целую, неделю гордо носил на рубахе красный бант-А если слабохарактерный пацан сваливал вину на обидчиков и рассказывал, как его за ставили тереть лицо грязной шапкой, такому давали взбучку и потом сторонились ябедника — пока не докажет, что осознал вину и исправился. Впрочем, воспитатель в любом случае назначал измазанного сажей — вне очереди — мыть полы в спальне. А там стоял мороз. У стенки спать нельзя было—примерзнешь. в есь быт был прочно основан на самообслуживании. Из технического персонала работали только повар, портниха и медицинская сестра. А воспитанников было около пятисот человек. Каждое пионерское звено понедельно кололо дрова для кухни, стирало и чинило белье, мыло помещения. Одежду, включая и пальто, шили сами под руководством портнихи Марии Георгиевны. Чулки шили из старых простыней, с двумя швами. Туфли делали из кадетских шинелей. На подошвы сучили из пакли веревки и промазывали смолой. Таких туфель человеку хватало на месяц. Но, несмотря на смоляную подошву, осенью и весной ноги постоянно промокали. Многие простужались и болели. Вдруг оказывалось, что дрова вышли и баню топить уже нечем, и приходилось бежать в городскую баню. Поверх тряпочных туфель надевали лыковые лапти. Они были велики и сваливались с ног. А в бане — ни жара, ни пара. По мыльной стелился сизый угарный дым, пол холодный, а вода в кранах— чуть теплая. Кое-как обмывшись, ре бятишки бежали домой, а лапти сваливались с ног. И младшие, чтобы не отстать от старших, совсем снимали лапти и вешали их на лыковой бечевке за спину, и мчались по сугробам в одних тряпочных туфлях. Лишь бы не отстать, не потеряться, ведь так страшно в темноте на пустой, звенящей морозом улице... Скорее домой, в актовый зал, и усесться тесными рядами, согревая друг друга давкой. Тяжелы были детдомовские дни, особенна ft в первые, суровые годы гражданской воины и разрухи. Малыши тихонько плакали по ночам. Засыпали в слезах, и снилось, что хлопает дверь вестибюля, и дежурный воспитатель зовет и говорит: — Пришел твой отец! Календарь отсчитывал годы, а отец все № приходил, и не мог он прийти, убитый в четырнадцатом году в чужих и далеких Карпа тах... А приходили рабочие гранильной фабрика и брали воспитанников к себе в семью на выходной день. Это был праздник. Не где-нибудь в невообразимой дали, а тут рядом, в нескольких верстах от дома продолжалась война. Поздней осенью 1919 года войска генерала Юденича начали второе наступление на Петроград. Они подошли вплотную к пригородам. Петергоф дрожал от близкой канонады. На вокзале, у почты и телеграфа, у больниц и школ дежурили красноармейские караулы. Гулко ухали восьмидюймовые орудия красного бронепоезда «Черноморец». И на этот раз Юденич не прорвался к Петрограду. Его отбили и вышвырнули обратно в Эстонию. Историю не удалось повернуть назад, но много красных бойцов полегло в эту холодную, рано наступившую зиму. Их привозили с боевых позиций на подводах. Негнущиеся безымянные тела укладывали в большие общие гробы, опускали в могилы на Кадетском плацу, засыпали мерзлой землей. Холмики накрывали венками, сплетенными из еловых ветвей. Колючий снег стегал лица провожающих, и серые тучи, задевая купол собора, ползли в ту сторону, откуда доносилась канонада. Товарищи погибших говорили речив 4 «Костер» N° 10 25 |
